— Но если вы готовы ограничить собственные расходы, зачем тратить столько денег на эти... эти похороны? Ради Бога, госпожа, по крайней мере, позвольте мне вас понять — почему королева Мария должна покоиться в более роскошной могиле, чем любой другой государь, правивший в Англии?
— Потому, — медленно отчеканила Елизавета, — потому, друг мой, что она воздержалась от того, чтобы отправить в могилу меня. Я не желаю больше препираться относительно цены на её гроб. Она была дочерью моего отца и при жизни — королевой нашего государства; таковой она пребудет и после смерти.
Мария пощадила её; такова была причина, по которой, как сказала Елизавета Сесилу, она устроила ей похороны, обошедшиеся почти во столько же, во сколько её собственная коронация. Но было и ещё кое-что, о чём она умолчала. Елизавета хорошо помнила своё детство в Хэтфилде и сестру, которая была к ней добра и приходила успокаивать, когда её мучили кошмары. Расшитая жемчугом шапочка и детское платьице из синей парчи — она до сих пор хранила эти свидетельства щедрости Марии, которая опустошила свой тощий кошелёк, чтобы купить маленькой Елизавете дорогой подарок. Нет, Сесил вряд ли это поймёт; она и сама понимала это с трудом. Елизавета знала лишь одно — теперь её очередь сделать Марии подарок и похоронить её со всей пышностью и блеском римской католической церкви, которые она так любила, а Сесил и остальные могут отправляться ко всем чертям.
Секретарю Елизаветы было непонятно, что происходит в её душе, она казалась совершенно спокойной и хмурилась, глядя на какие-то бумаги перед собой, по-видимому, совершенно забыв о споре относительно похорон Марии. И всё же он понимал, что она вновь сумела навязать ему свою волю.
— Какой вы молчаливый, Сесил, — внезапно проговорила Елизавета. — Послушайте, у меня тоже могут быть человеческие чувства; не осуждайте меня за это.
— Боже упаси! — Он кашлянул и переменил тему. Женские чары оказали на него куда больше влияния, чем он предполагал, и это его смутило.
— Со мной виделся герцог де Фериа, госпожа. Он снова просит вашей аудиенции. Желает получить заверения в вашей неизменной дружбе с его государем, королём Филиппом.
— Не беспокойтесь, он их получит. Более того, Филипп получит их от меня лично. Прошлой ночью я набросала черновик письма своему дорогому зятю — вот, прочтите.
Это было длинное письмо, написанное её каллиграфическим почерком. Сесилу приходилось читать другие, не менее длинные письма Елизаветы, смысл которых она умела скрыть настолько, что понять, что она имеет в виду на самом деле, становилось абсолютно невозможно. Однако это письмо поражало своей ясностью.