Елизавета I (Энтони) - страница 214

За много сотен миль от Англии во дворце Эскуриал недалеко от Мадрида сидел Филипп II, король Испанский. Многие годы весь его досуг занимало строительство этого высокого угрюмого здания, в котором он даже предусмотрел для себя великолепную гробницу. Здание было тёмным и величественным, а из его окон открывался вид на столицу Испании, на пёстрые поля и апельсиновые рощи, сжигаемые беспощадным солнцем. Однако Филипп редко любовался этой панорамой. Солнце и яркие краски были ему не по вкусу; он украсил свои покой мрачными гобеленами и обставил тёмной мебелью и вот уже более сорока лет одевался в чёрный бархат.

В молодости он был красив, но производил впечатление сдержанного и холодного человека. Его редкие теперь волосы некогда были льняного цвета, а выпуклые глаза светло-голубые. То были тяжёлые глаза, холодный взгляд которых подчёркивала некрасиво выдающаяся вперёд нижняя губа. Сейчас Филиппу был шестьдесят один год, но его наружность и манера говорить были под стать древнему старцу. Его тело совсем высохло, так как образ жизни он вёл почти монашеский. Он очень мало пил и ел, много молился и присутствовал на всех богослужениях изо дня в день, почти не спал и работал так, что изматывал всех вокруг себя.

Было трудно поверить, что он испытал когда-либо в жизни сильное чувство или совершил хоть один поступок под влиянием страсти. Казалось, у него нет души: он ни разу в жизни не повысил голоса, его приказания всегда звучали как просьбы. Но тем не менее он похоронил трёх жён, а когда ему изменила любовница, он замуровал её в камере без окон, лишив солнца и свежего воздуха, пока она не умерла. Эта любовница и была ключом к разгадке тайны личности Филиппа. Жён ему выбирали другие; это были немолодая и некрасивая королева Мария Английская, которую он оставил, и она умерла в одиночестве, а также две французские принцессы, которых он особо не жаловал; однако Анну Эболи он выбрал сам для собственного удовольствия. Она была красива и отличалась пламенным темпераментом; в отрочестве она лишилась глаза, фехтуя со своим пажом. Она не отличалась крепостью нравственных устоев, религиозностью или смирением, но удовлетворяла неумеренную похоть и властолюбие, которые сжигали Филиппа, тлея под личиной вежливости и сдержанности, подобно глубоко скрытому пламени вулкана.

С ней он поступил с жестокостью отъявленного эгоиста. Он выбрал наказание для Анны, гениально угадав, что именно доставит наибольшие страдания этой неугомонной, деятельной женщине, страстно любившей жизнь. А затем, когда она умерла, он совершенно забыл о ней. Он поддерживал и поощрял инквизицию, первоначально созданную с целью очистить Испанию от мавританских и еврейских ересей, и превратил её в грозное орудие политической борьбы. Он в значительной степени изолировал испанскую церковь от влияния папы римского и, когда считал нужным, игнорировал вмешательство Ватикана в дела своего государства. Он был самый властолюбивый монарх во всём христианском мире, и из всех королей, которые когда-либо правили Испанией, его боялись больше всех. Вот уже почти тридцать лет он вынашивал план завоевания Англии. Он был терпелив, ибо время для него ничего не значило; он был склонен считать себя бессмертным, даже тогда, когда в одиночку посещал пустовавшую великолепную гробницу под Эскуриалом. Он ни на минуту не забывал об Англии: он не привык к тому, чтобы ему бросали вызов. В течение трёх лет неудачного брака с Марией Тюдор он сохранял свою всегдашнюю холодную учтивость; его чувства никогда не прорывались наружу, когда лондонская чернь свистела ему вслед и расклеивала на улицах грубые пасквили на его счёт. Он вежливо молчал, когда английские министры и духовные лица говорили между собой через его голову и не считались с его советами, и даже терпел такое немыслимое унижение, как необходимость просить у жены любую понадобившуюся ему мелочь. Он хранил спокойствие и терпение и старался почаще ускользать в Испанию и Нидерланды; однако его гордыне был нанесён непоправимый удар. Его ненависть к этой чуждой ему стране и её народу постепенно превратилась в навязчивую идею, а его желание отомстить Англии стало так велико, что он даже подумывал о том, чтобы жениться на своей свояченице Елизавете и попытаться овладеть этим государством через неё, однако она его отвергла, и в глубине души Филипп был этому рад. Он хотел развязать с Англией войну — не сейчас и не в ближайшем будущем, а когда-нибудь, когда он сможет разработать план этой войны во всех деталях, не отвлекаясь ни на что другое. Он был готов ждать, а между тем его тлеющая под спудом обида и ненависть обрела конкретное воплощение: непокорная, грубая, пренебрежительно относящейся к Испании и её всемогущему монарху Елизавета Тюдор.