Вечера она чаше всего проводила в Длинной галерее, где все окна были открыты прохладному ветерку с реки, а из них в сгущающиеся сумерки неслись голоса и звуки музыки.
Пятнадцатого июля было настолько душно, что королева не пожелала выйти из комнаты; она пила прохладительные напитки и обмахивалась веером, а разомлевшая от жары леди Уорвик читала ей вслух. Когда стало прохладнее, она поужинала в неофициальной обстановке — несмотря на множество блюд, которые всегда ставились перед ней, Елизавета была умеренна в еде — и, к радости своей свиты, решила выйти в Длинную галерею и провести вечер с придворными.
Елизавете было нелегко прислуживать; это признавала даже кроткая леди Дакр, хотя она уже и простила королеве полученную оплеуху. А сейчас Елизавета к тому же пребывала в постоянном напряжении и беспокойстве; будучи лишена возможности двигаться, она всегда начинала капризничать и сейчас ходила по своим покоям, требуя, чтобы её развлекли то чтением, то музыкой, то беседой. Хотя некоторые из придворных дам были на несколько лет старше её, они едва сдерживались. Елизавете наскучило общество женщин, и она не стеснялась это демонстрировать. Послушав некоторое время их щебет, она раздражалась и отрывисто приказывала замолчать. Это их злило, и они без труда находили объяснение тому, что им не удаётся развлечь её и сблизиться с нею; больше всего фрейлин Елизаветы сердило то, что она не желала заводить себе из их числа наперсниц. Она такая вспыльчивая и нетерпеливая потому, что желает иметь лорда Дадли при себе не только ночью, но и днём, сплетничали они. Её бедной челяди приходится расплачиваться за то, что она вынуждена соблюдать приличия — хотя, видит Бог, то, что она соблюдает, и приличиями-то назвать нельзя... Подобно большинству объяснений поведения людей, отчасти это было правдой. В разлуке с Робертом Елизавета скучала по нему; скучала, потому что не могла заняться ни государственными делами, ни охотой или чем-нибудь ещё, что её интересовало, а, подобно своему отцу и матери, она была не в силах терпеливо переносить скуку.
Она скучала по Роберту и в этот день, когда жара не позволяла ни пойти на прогулку, ни выйти на забитую народом галерею до вечера. Однако после ужина она облачилась в длинное платье из лёгкого белого шёлка, на лифе и рукавах которого сверкали матовые жемчужины, распустила волосы по плечам, а на лоб надела узкую диадему, усыпанную алмазами.
Когда она выходила на галерею, шедшие впереди герольды кричали: «Дорогу её королевскому величеству! Дорогу королеве!»