— Это в вашей власти, госпожа. — Сассекс поднялся; его мясистое лицо побагровело. — Но некогда вы там побывали сами. Тогда вашим тюремщиком был я, и я был к вам более милостив, чем вы ко мне сейчас, когда я снова желаю вам помочь.
Она взглянула на него, но её глаза по-прежнему были глазами Генриха VIII, на чью дружбу не мог полагаться ни один человек, посмевший встать ему поперёк дороги.
— Вы слишком высокого мнения о благодарности монархов... Благодаря той милости, что вы мне оказали, вы сейчас живы и занимаете высокую должность. Я ничем вам больше не обязана, запомните это. Вы сказали то, что хотели, теперь возвращайтесь и будьте моим вестником. Скажите моим советникам: если мне когда-нибудь захочется выйти замуж, мне вполне может прийтись по вкусу и англичанин. И передайте им мою благодарность: до сих пор я и не помышляла о браке с Робертом Дадли. Теперь я подумаю об этом всерьёз.
Июль оказался самым жарким месяцем за последние десять лет; на безоблачном голубом небе пылало медно-красное солнце. В некоторых местностях Англии стало не хватать воды. От засухи сгорал на корню урожай и погибал скот, в Лондоне свирепствовала чума. Богачи покинули свои огромные дома на окраинах столицы и укрылись от эпидемии в загородных поместьях, а королевский двор переехал из дворца на Уайтхолле в Хэмптонкорт.
В Хэмптоне столь многое напоминало об отце и матери Елизаветы, что некоторые полагали: она будет его избегать. Этот прекрасный дворец из красного кирпича был наполнен воспоминаниями о короле Генрихе и Анне Болейн, которую он привёз сюда после свадьбы; она ела, спала и играла на клавесине в тех самых покоях, в которых поселилась Елизавета, гуляла в парке у реки и наблюдала за рыцарскими поединками из той самой турнирной башенки, где теперь сидела её дочь, облечённая королевским саном.
Елизавета сидела со своими фрейлинами и вышивала, а перед глазами у неё был украшенный изящной резьбой каменный карниз — на нём был и вырезаны вензеля, в которых соединялись инициалы Анны Болейн и Генриха VIII. Когда-то обезумевший от любви король приказал украсить таким же орнаментом все портики и потолки во дворце, но позднее его стёрли и нарисовали взамен монограмму его следующей супруги, Джейн Сеймур. А в глубине парка был невысокий искусственный холм — так называемая Горка, стоя на которой однажды ясным солнечным днём, король Генрих ждал, когда пушки Тауэра возвестят о казни Анны Болейн. Лишь однажды Елизавета поднялась туда и взглянула на сверкающую внизу реку. Двое сопровождавших её придворных видели, что, несмотря на жару, королева дрожит. Не промолвив ни слова, она вернулась во дворец и с тех пор никогда больше не подходила к Горке.