Он служил Дадли только два года, но успел отлично в нём разобраться. Его не обманывало ни добродушие этого человека в обычной обстановке, ни его щедрость, ни остроумие. Он всегда подозревал, что у лорда Роберта лучше не становиться на пути; тогда он будет таким же злобным, как отец, и таким же бесчувственным, как мать. Леди Дадли встала у него на пути, и за это он её избил. Форстер не видел в этом ничего экстраординарного; дурное обращение с жёнами было в обычае даже у самых знатных особ, поэтому казначей Роберта Дадли не испытывал других чувств, кроме восхищения своим хозяином и презрения к его жене.
— Вы знаете, почему я велел вам явиться ко мне? — внезапно прервал его Дадли.
— Чтобы выслушать отчёт о состоянии ваших дел, милорд.
— Да, а потом выделить долю состояния моей жене в связи с нашим разводом!
Форстер промолчал: ему не составило труда догадаться о том, что произошло. Он всегда верил слухам о связи лорда Дадли с новой королевой; однако теперь, видимо, подтверждались и самые невероятные сплетни о том, что они вот-вот вступят в брак. Вот почему леди Дадли лежит в спальне с синяком под глазом... она отказалась уйти с дороги.
— Позвольте мне выразить своё сожаление, милорд, — и вам, и её светлости, — произнёс он вслух. — Каковы будут ваши указания?
— Никаких указаний не будет! — рявкнул Дадли. — Моя жена отказывается дать мне свободу. Вы видите перед собой несчастнейшего человека во всей Англии, Форстер!
Не спуская глаз со своего казначея, Дадли опустился на стул. Он был готов оставить Форстера без средств к существованию, если тот не поймёт вскользь оброненного намёка, и понимал, что Форстеру это известно.
— Я не люблю свою жену, — медленно продолжил Дадли. — Она меня тоже. Однако назло мне она решила встать между мной и некоей особой, чьё имя слишком знаменито, чтобы называть его здесь. Эта великая женщина оказала мне честь своими чувствами, Форстер, и если я их отвергну, то погублю и себя, и тех, кто от меня зависит. В этом случае я не смогу сохранить за вами ваше место; если я вернусь ко двору ни с чем, у меня не будет ни богатства, ни влияния, чтобы платить вам жалованье.
— Минуточку, милорд. — Форстер подошёл к двери и рывком распахнул её настежь. Коридор, в который она выходила, был пуст. Он выглянул из окна и увидел, что в парке внизу никого нет. Затем, кривя губы в усмешке, он подошёл к хозяину: — Когда в доме столько женщин, нужно сначала убедиться, что тебя никто не подслушивает. Что я должен сделать, милорд?
Вильям Сесил был в таком смятении, что едва мог работать. Его обычные аккуратность и невозмутимость изменили ему настолько, что он сделал две ошибки в инструкции английскому послу в Брюсселе, так что испорченный документ пришлось уничтожить и начать писать заново. Жаркая погода всегда плохо действовала на Сесила; летом он плохо спал даже при самых благоприятных обстоятельствах, а теперь поведение королевы стало настолько невыносимым, что ему, при всей непочтительности такой аналогии, невольно приходили на ум упомянутые в Евангелии свиньи, которые сами со всех ног мчались к морю, чтобы найти в нём свою погибель.