Когда Сесил самолично вызвал его на аудиенцию к Елизавете, он, окружённый толпой зрителей, практиковался в стрельбе из лука на стрельбище позади замка. Дадли шёл в королевские покои, насвистывая и помахивая снятым камзолом, как человек, совесть которого чиста, как у младенца. Он знал, что скандала не избежать, и ожидал, что Елизавета устроит ему сцену. Поскольку доверенный слуга Блаунт уже сообщил ему о смерти Эми, он потратил несколько часов, обдумывая, как следует себя вести перед королевой, и репетируя встречу с ней.
Он ожидал неприятностей, но оказался не готов к той встрече, которую оказала ему женщина, бывшая, как он считал, от него без ума, когда он вошёл и преклонил колени, чтобы поцеловать ей руку.
Она не дала ему руки; на искажённом яростью лице застыли пылающие чёрные глаза. Внезапно она показалась ему некрасивой и едва ли не старухой. Взглянув на это лицо, он понял: если Елизавету Тюдор довести до крайности, она способна на всё. И впервые в жизни он ощутил где-то под ложечкой недомогание, которое весьма походило на страх.
— Что ты наделал, немыслимый глупец?
— Наделал? Госпожа, я являюсь сюда на твой зов, а ты чуть не плюёшь мне в лицо...
— Мне на тебя слюны жалко... — Её голос был хриплым и таким же безобразным, как её лицо. — Ты знаешь, почему ты здесь. Не вздумай лгать. Ваша жена мертва, милорд!
— Знаю, — холодно ответил он. — Я услышал об этом рано утром и послал Блаунта разузнать, что случилось; кажется, с ней произошло какое-то несчастье. Ты думала, я должен горевать? Я не лицемер и не думаю, что тебе доставит удовольствие видеть, как я проливаю слёзы из-за другой женщины.
К его удивлению, она сделала презрительный жест и отвернулась.
— Господи, да ты так же самовлюблён, как и глуп, если только это вообще возможно. Ты совершаешь это преступление, в котором оказываюсь замешана я, и после этого имеешь наглость говорить со мной о ревности и других женщинах? Неужели ты думаешь, меня заботят сейчас такие пустяки? Неужели я, по-твоему, такая же коварная и пошлая дура, как ты?
Дадли сжал губы.
Он понимал, что она устроит ему сцену, но подобного не ожидал; не было ни слёз, ни расспросов, ничего, кроме гнева и презрения.
— Какое преступление, госпожа... о чём ты?
В ответ Елизавета усмехнулась:
— Не отнимай понапрасну время у меня и у себя. Ты убил свою жену. Не спорь и не смей отрицать. Ты её убил. Поймите же, милорд Дадли, ваша жизнь, её жизнь и жизни ещё пятидесяти таких же, как вы с ней, не стоят ломаного гроша. Важно то, что возникший скандал затрагивает меня, понятно? Все скажут, что я была твоей сообщницей, и я легко могу лишиться трона, если в мою виновность поверят — вот в чём твоё преступление! И клянусь Всевышним, я постараюсь, чтобы ты его искупил сполна.