Избаловал я домашних, рыба на столе не выводится, вот что. Небось, посидели бы, как другие, на одном пайке, так и слюнявому ершу были рады, не то что корзине лещей.
— Поторопимся, братик, — говорила Катя, собирая посуду. — Парит, облака с красным отливом, и чайки садятся на воду. Не навалилась бы гроза, а нам верст пять грести.
— Сам знаю, — отмахнулся я. Не выношу, когда под руку указывают.
Понимаю, почему Катя заспешила. Свидание у нее вечером с Димой Красильниковым. Архангельские девчонки, они на одну колодку; только и свету, что моряки — штаны-клеш, бескозырки с якорями. Впрочем, Дима парень дельный. Ничего, что в комитете, не из задавак и горлопанов, каких развелось, хоть пруд пруди. Вежливый, обходительный. Я с ним лажу: парень он — что надо.
Не успели мы сложить в карбас пожитки, прибежала Нюшка: глаза круглые, косички трясутся. Выпалила, запыхавшись:
— Серега, Катя, в кустах-то… Консервы, хлеб прямо ковригами! Ага, костер жгут! Шестеро парней или мужчин, наверное.
Хм, кому, интересно, в Архангельске на паек хлеб отваливают ковригами? Надо глянуть.
Катя встревожилась:
— Отчалим, Сережа? Погода, смотри, меняется…
Я не проронил ни звука, — знай, мол, женщина, свое место, — и она пошла с нами, трусиха.
Нюшка скакала впереди. И остановилась, прижимаясь ко мне. Я ее погладил по голове, успокаивая.
Вправду, за кустами костер на прогалине. Головни чуть тлеют, Люди… Прячутся?.. Стало не по себе. Уголок глухой, а люди — черт их знает, кто такие!
Долговязый, узкоплечий парень, стоявший к нам спиной, обернулся.
— А, соседи… Ну, чего надо, пики-козыри?
Он двинулся нам навстречу, держа руки в карманах, выставляя острые локти. Походка развинченная, кучерявые белесые волосья густы, словно овчина, и свисает на узкий лоб путаным чубом.
— Ежели мы бакарицкие, грузчики, то и гульнуть нельзя? По восемнадцать часов в сутки ломим с самого начала навигации… Мало? Начальство вот ценит, спиртишнику по банке на брата оставило… Что-о? — ощерился он, показывая мелкие зубы. — Что? Кому мешаем, пики-козыри? Выпили по маленькой. Все путем, все ладом. Пьяных нет.
Катя дергала сзади за рубаху: идем, Серега. Нюшка жалась, сунув в рот палец, прячась за меня.
Я медлил. Темнит кучерявый! Дурней себя ищет! Грузчики с Бакарицы! Портовики! Так какого же дьявола на Хабарку забрались? Ближе места не нашлось?
В кустах, в тени, валяются вповалку… Упились, черти!
— Гуляли? — спросил я парня. Нарочно тихо.
— Угу… — Он швыркнул носом. Все еще прикидывается, но глаза бегают.
— Плясали?
Парень смешался, выдернул руки из карманов.