с. Симсир, этим же утром
В это теплое майское утро, когда солнце, поднявшись над горизонтом, начало двигаться к зениту, постепенно разбавляя утреннюю свежесть духотой и жарой, в небольшом селе Симсир каждый двор давно вовсю трудился. Занятые домашними хлопотами, но вместе с тем на удивление ухоженные и аккуратные женщины, облаченные в красивейшие одежды теплых цветов, словно нарядившиеся на празднества, стирали вещи, готовили пищу, убирали дом, создавая тот самый уют и мир, которым славятся народы, населяющие Кавказ. Сколько песен и легенд восхваляют убранство и гостеприимство их домов!
И пока женщины хлопотали, некоторые из мужчин отправились по делам в ближайший город, а другие, собрав в отары овец — на пастбища, старики, по-молодецки нацепив каракулевые шапки на бок, сидели на добротно сколоченных лавках во дворах. Эти старейшины, еще десятилетие назад уважаемые за приобретенную жизненную мудрость, сейчас превратились в просто дряхлых стариков, к которым даже не прислушиваются. И они, вот так вот сидя на лавках, между собой возмущались, что в последнее время, полное неразберихи и хаоса, даже почитаемые веками традиции Кавказа ставятся под сомнение в угоду меркантильным интересам, нарушается существовавший много веков хрупкий баланс сил. Только возмущались они почти неслышно, ибо боялись.
В это утро глава тейпа Нальгиевых Ваха, уже давно немолодой, но коренастый и на вид крепкий чеченец, как всегда, вышел во двор своего дома и удобно устроился на лавке, подставив лицо теплым лучам. В его жизни, полной тревог и постоянного ожидания худшего, солнце оставалось одной из немногих радостей. С тех пор как началась война, Ваха уже и забыл, каково это — безбоязненно выйти в горы на охоту, справить свадьбу по обычаям, отставить дверь дома открытой и пригласить гостей… А всему виной один-единственный человек, пожелавший безграничной власти и денег — так давно, что этого уже никто и не помнит.
Когда две серебристые пятидверные «Нивы», взметнув придорожную пыль, резко затормозили у ворот дома, Ваха, понял, что приехали за ним. Он понимал, что рано или поздно это случится, ведь нельзя находиться между двумя врагами и не быть втянутым в их войну. Вопрос только в том, кто это: свои — бандиты без принципов и убеждений, оправдывающие Кораном любое свое преступление, или пришлые — военные, которых Ваха считал не лучше первых, но они хотя бы иногда руководствовались понятиями чести и морали.