— Ты не изменилась, — наконец произнес Смирнитский.
«Боже, — думал он, — слов нет, как она прекрасна».
— Ты долго не приходил, — она прижалась щекой к руке полковника, — я ждала, очень долго. Но хорошо, что ты не приходил так долго.
— Марина… — Смирнитский осекся, понимая, что впервые за многие годы назвал жену по имени, — я…
Ему столько хотелось сказать, но слова, как всегда, застревали в тот момент, когда они больше всего нужны.
— Ш-ш-ш, — коснулась его губ Марина, — не надо ничего говорить. Главное, что сейчас мы наконец-то вместе, и уже никогда не расстанемся.
Тут Смирнитский ощутил присутствие третьего человек.
— Мы все сюда приходим, — послышался голос, и полковник обернулся, — рано или поздно.
Чуть позади Смирнитского стоял Игорь Кириллов. Анатолий Иванович его помнил, это был приданный буквально перед началом операции сотрудник из Центра.
— У каждого это место свое, — продолжил Игорь, — но по какой-то причине я оказался в твоем, Иваныч.
Смирнитский ничего не понимал.
— Я надеялся, что ты не придешь сюда. Не для того я столько тащил тебя по горам, чтобы увидеть здесь.
— Тащил меня? — Голос Смирнитского дрожал. — Но как?
Он посмотрел на Марину, желая увидеть ответ и поддержку в ее глазах, но там, где она сидела секунду назад, никого не было. Наверное, он сходит с ума…
— Марина? — шепотом произнес он. Затем, уже громче: — Марина! — И наконец, во весь голос, почти по слогам: — Марина!
Непонятно как, но жена вдруг оказалась позади Игоря. Она молча стояла, опустив глаза.
— Она, верно, еще не успела сказать тебе, Иваныч, — Игорь посмотрел сначала на Марину, потом на Смирнитского, — она любит тебя. Забавно, что даже смерть не властна над чувствами.
— Что здесь, черт возьми, происходит? — Смирнитский отступил.
Игорь, наоборот, подошел к Смирнитскому.
— Оглянись. Прислушайся и почувствуй.
Боль, резкая и внезапная, пронзила грудь, и Смирнитский сел, а изо рта вырвался глухой стон.
— Введите адреналин, три кубика, сердце должно работать!
В голове раздавались глухие, словно издалека, нечеткие голоса.
— Звоните Максименко, без него не обойтись!
Непостижимым образом сознание Смирнитского раздваивалось, словно он смотрел на себя со стороны: безвольное тело полковника, в котором еще теплилась жизнь, лежало в свете медицинских ламп на операционном столе. Вокруг суетились доктора.
— В операционную его! Владимиру Борисовичу скажите, чтобы готовил анестезию!
В глаза ударил яркий свет, сбивший Смирнитского с толку, и он повалился на землю, сжавшись в комок, как новорожденный, защищающийся от навалившейся реальности в первые секунды жизни. А в голове продолжали бубнить, звуки окутывали его…