– Думаю, тебе все-таки следует пригласить свою мать. Неправильно, если на свадьбе не будет никого из твоих родных.
– Но отца ты не пригласила.
– Потому что мой отец – алкоголик, не желающий знать обо мне. А она – твоя мать и наверняка хочет увидеть свадьбу сына.
– Забудь об этом.
– Нет. Если не хочешь ее приглашать, по крайней мере, объясни мне – почему!
Взяв серебристый галстук, лежавший на кровати, Кристиан подошел к зеркалу и стал завязывать узел:
– Нет, не объясню.
– Ты что, стыдишься ее?
– Нет.
– Я тебе не верю.
Он сжал зубы и яростно затянул узел галстука:
– Ну что ж, если ты так хочешь, я отведу тебя к ней. Тогда ты поймешь, почему я не желаю видеть ее на свадьбе.
Машина остановилась у опрятного двухэтажного домика в пригороде Афин. Всю дорогу Кристиан молчал, сжимая кулаки. Его поведение пугало Алессандру. Еще больше напугал ее мрачный тон, с которым он произнес:
– Ну что ж, давай покончим с этим.
Она со страхом шла за ним по подъездной дорожке. Высокая, худая, коротко стриженная женщина с изможденным морщинистым лицом появилась в дверях. Ее губы были неодобрительно сжаты. Увидев их, она молча ушла в дом, оставив дверь открытой.
В доме было безукоризненно чисто, повсюду витал сильный запах моющего средства. Он казался нежилым.
Если Елена Маркос и говорила по-английски, то тщательно скрывала это. Она не скрывала своей неприязни к Алессандре. Когда Кристиан представил ей свою невесту, она демонстративно проигнорировала протянутую руку, как и приветственные слова «Hárika ya tin gnorimía» – «Рада с вами познакомиться», – которые Алессандра целое утро разучивала под руководством девушки, приносившей в ее номер завтрак.
Они прошли в безукоризненно чистую кухню, где запах чистящего средства чувствовался еще сильнее. Елена, казалось, не замечала Алессандру, обращаясь исключительно к Кристиану. Она быстро говорила по-гречески, и от ее слов жилка на шее Кристиана билась все сильнее. Его ответы, однако, звучали сдержанно. После очередной его реплики она метнула яростный взгляд в сторону Алессандры с выражением ядовитой насмешки на лице.
За всю свою жизнь Алессандре не приходилось оказываться в столь удушливой, мрачной атмосфере, встречаться со столь откровенной неприязнью. В поведении Елены было что-то безумное. Ее глаза были голубыми, как у Кристиана, но его глаза излучали тепло, а ее оставались холодными, как зимнее утро. Глядя на нее, Алессандра начала понимать, почему Кристиан страшится эмоциональной близости. Странно еще, что рядом с матерью он сохранил способность остаться человеком.