В полумраке бального зала тихо наигрывал оркестр. По лицам гостей пробегали блики от сиреневых, голубых и белых лучей цветомузыки.
Луч прожектора попал на лицо Имоджин. Она непроизвольно вздрогнула, придвинувшись ближе к Тьерри. Его рука крепко обняла ее за талию. Ей безумно нравилось чувствовать его близость. От Тьерри веяло спокойствием и уверенностью.
Он что-то сказал, но Имоджин не расслышала из-за громкой музыки. Светомузыкальное шоу набирало обороты. В голове у Имоджин зашумело, свет резал глаза.
Нет! Только не сейчас! Неужели я прошу так много?
Внутри у Имоджин все сжалось, ей стало трудно дышать. Она зажмурилось. Это не отсвет огней шоу бил ей в глаза, а голова разрывалась от пульсирующей боли. Лица расплывались, во рту возник металлический привкус, к горлу подкатывала тошнота.
– Имоджин. – Обнимавшая ее рука сжала талию еще крепче.
Собрав волю в кулак, она прошептала:
– Я хочу уйти отсюда.
– Конечно. – Тьерри взял бокал из ее безвольных рук. – Нам сюда.
Музыка оглушала, а голову раз за разом пронзали удары невидимого ножа. Ноги отказывались идти. Тьерри чуть не на руках вынес ее из зала.
«Ах, какие у него прекрасные руки», – подумала она, почти теряя сознание.
– Имоджин, что с тобой? Ответь мне, пожалуйста. – В голосе Тьерри слышалась тревога.
– Голова разболелась. Извини. – Имоджин приоткрыла глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице.
– Мигрень? – участливо спросил Тьерри, массируя ее голову кончиками пальцев. Удивительно, но его прикосновения заставили боль слегка отступить.
Имоджин хотелось раствориться в его объятиях. Скоро никто не будет обнимать и утешать ее так нежно и заботливо. Она подавила приступ жалости к себе. Жалость не поможет.
– Извини, что все так вышло, – сказала Имоджин сквозь стиснутые зубы. – Отправляйся обратно в зал и наслаждайся вечеринкой.
– Где ты живешь? – мягко спросил он.
– Здесь. Номер триста пять. – Порывшись в сумочке, Имоджин достала ключ. Оставалось только добраться до комнаты.
Будто прочитав ее мысли, Тьерри подхватил ее на руки и легко зашагал наверх. Сердце Имоджин затопила волна благодарности. Ей так не хватало поддержки.
Весь прошедший год она в одиночку боролась сначала за жизнь матери, затем за свое здоровье. Она устала быть сильной.
В объятиях Тьерри она чувствовала себя защищенной, и даже боль, казалось, отступила.