Дьяк выгнул длинную шею, костлявое тело сломалось в поясе и нависло над костром.
-- Зачем это?
-- Какая-то сволочь яду в вино насыпала, -- просветил я писарчука. -- Чувствуешь колики внутри?
-- Нет.
-- А я уже чувствую, -- похлопал Федька по животу. -- Скоро у тебя начнутся.
-- Ой! Кажется, чувствую! -- побелел дьяк. -- Надо ж что-то делать, в город к лекарю...
-- Поздно. Что б веселее помирать, давай допьем, -- предложил Подельник, наполняя кружки.
Дьяк отшатнулся.
-- Нет! Я жить хочу!!!
Он упал на колени и умудрился засунуть кулак в рот.
-- Есть верное средство от любой отравы, -- влез в разговор Евсей. -- Мне бабка Агата по секрету сказывала. Ну, лучше уж отравиться, чем такое терпеть.
Дьяк, поранив губу, вытащил кулак назад.
-- Говори, родной! Говори! Мне умирать никак нельзя. Все стерплю!
-- Надо раздеться до гола, найти муравейник, сесть сверху и медленно, очень медленно, -- повторил Евсей, грозя пальцем, -- досчитать до тысячи. Муравьиная кислота любую заразу растворяет.
Не дослушав Фраера, Ивашка начал скидывать рясу. От созерцания духовных мощей меня избавил приказ Лёньки -- незамедлительно пожаловать к командирскому шатру.
Граф, заложив руку за отворот импортного кителя, встретил меня вопросом:
-- Стало быть, ты и есть -- тот самый Пахан?
-- Так точно! -- рявкнул я.
-- Дьяк докладывал ты на бунты горазд. Мужичье сиволапое с толку сбиваешь. Против Князя недоброе замышляешь.
-- Господин граф, -- перебил я Лёньку, -- кого ж вы слушаете. Ивашка рассудком тронулся, заговариваться стал, посмотрите сами.
Дебил глянул и обомлел. Прямо на нас, бренча телесами и сметая все на своем пути, бежал голый дьяк. Сделав круг по лагерю, он скрылся в березовой роще. Истошный крик, похожий на рев медведя после зимней спячки, всполошил всю округу. У бедного полководца волосы встали дыбом.
-- Это он чего?
-- Говорю же, умом тронулся, -- напомнил я, -- такой крестом по голове вдарит и не спросит "досточтимый" ты или просто "сиятельный". Ему теперь по барабану, княжеская особа пред ним или крестьянин какой.
-- Да, да, -- кивнул Ленька. -- Я слышал о такой болезни, умно как-то именуется, шизофренемия что ли, не излечима к тому же.
-- Шизофрения, граф, для него не заболевание, а выздоровление.
-- Поймать, связать и сечь! Нет. Поймать, сечь, связать! Пороть, связать, а затем поймать! -- Разволновался племянник Старобока.
-- Будет сделано! -- Радостно гаркнули из темноты кореша.
Я вернулся к шалашу и с удовольствием помог корешам допить оставшееся вино. Но чудесный напиток пьянил и веселил меньше, чем доносившиеся из лесу крики дьяка. Лесные муравьи в пище не привередливы, им, что гусениц поедать, что задницу духовной особы обгладывать.