-- Вот где, голубчик, прячешься! Думал пересидеть облаву в саду господина старосты, умник. От сержанта Лабудько еще никто не уходил. Взять его!
Не успел я опомниться, два рослых ухаря опутали меня веревками с ног до головы, как младенца пеленками. Еле успел чертов листок с заклятием в карман сунуть. Сделав черное дело, рядовые застыли по стойке смирно. Оба под два метра, в плечах -- не меньше, лица круглые как по циркулю, репчатые носы свернуты набок.
-- Чего встали истуканами, -- рявкнул сержант, -- в телегу его сердешного тащите.
Но едва великаны шевельнулись, от яблони рыжей молнией метнулась тень. Ближний громила хлопнул по ляжкам и бабьим голосом взвыл:
-- Ой!
-- Ванька, ты чего? - удивился Лабудько.
-- Ща, я его пришибу, -- радостно заорал второй детина. Он первым заметил кота и схватил дубину, размером с оглоблю. Верный Четок, учуяв опасность, разжал когти.
-- Васька, не сметь! -- прорычал сержант, но поздно. От хлесткого удара Ванька выгнулся дугой и орал уже по-настоящему, солидным басом.
-- Смотри-ка, кажись, промазал, -- произнес Васька.
А мой рыжий товарищ взобрался на дерево, и ей-богу, глядя сверху, нагло улыбался. Васька с Ванькой пошли в атаку.
-- Прекратить, ироды! -- завопил Лабудько. -- И ж чего удумали, ломать деревья в саду господина старосты. В штрафную сотню захотели! Узнаете тоды, почему окунь уху не жалует, да поздно будет!
-- Эта зверюга мне мундир порвала и спину исцарапала, -- огрызался Ванька.
-- Ничего, мамка заштопает, а девки и не такие узоры оставляли. Смажешь дегтем, зарастет, как на кобеле.
Конвоиры схватили меня за ноги и поволокли. Лабудько гордо шагал впереди. Я попытался призвать налетчиков к порядку:
-- Позовите дежурного по отделу! На каком основании произведен арест? Мои сутки заканчиваются, где ордер за подписью прокурора? Требую адвоката!
Ванька сжал кулак.
-- Во, тебе основания. Тресну в лоб -- уши отклеятся.
Пришлось заткнуться. Если уши не отлетят, то ноги точно откинутся. Инстинкт самосохранения подсказал -- с протестами надо подождать. Не церемонясь, меня швырнули на охапку соломы. Телега загремела по ухабам. Я огляделся.
Вдоль проселка тянутся добротные крестьянские избы. Всюду зеленая поросль. У колодца стоят девки в цветастых платках и длинных, до пят, сарафанах. За околицей пшеничное поле, воздух пахнет мятой, а по округе разлетается веселый звон кузнечного молота.
Господи! Куда я попал? Это не мой мир. Здесь не воняет бензином. Где я? От грустных мыслей отвлекло шуршание соломы. Из копны выбрался еще один пленник. Из-под не стриженой челки выпирает огромная шишка, лицо -- детское, а глаза -- наглые. Парень выцепил взглядом Лабудько: