Сладкая наливка удобно легла поверх свиридовской браги и я приказал:
-- Танцуй!
Истекая потом, Ануфрий пустился в пляс. Ну, что могу сказать -- зрелище не для слабонервных. Пришлось смилостивиться.
-- Отставить танцы! Пой!
-- Во поле березка стояла,
Во поле кудрявая стояла...
-- Достаточно, -- икнул я. -- Такой рот, а не Соловей-разбойник, хотя... если выбить зубы...
-- А вот и пирог с яблоками подоспел, -- засуетилась мамаша, услышав о бесплатной стоматологии.
-- Спасибо, сыт, -- отказался я. -- Душа музыки просит.
-- Сидит милый на крыльце
С выражением на лице,
Выражает то лицо,
Чем садятся на крыльцо!
Заголосила Радаиха и, притоптывая пятками, прошлась по горнице.
-- Лучше пирога, -- сдался я. -- Наливай Ануфрий.
Вот наливочку жрать таможенник умел профессионально. Без выдоха, за один бульк, мог ковшик приговорить. Занюхает селедочным хвостом и к следующему тянется. Если он так и пошлины начисляет -- остается удивляться, как его коммерсанты терпят, давно б уж скинулись по рублю, да киллера наняли. Подсказать что ли...
-- Грибочков откушайте, -- вынырнула Радаиха из погреба. -- Груздочки, один к одному, без единой червоточинки, не побрезгуйте господин следователь, лично солила.
После второй бутылки чин следователя прокуратуры жал мне в плечах. Обняв Ануфрия, я доверительно сообщил:
-- Слышь, гроза контрабандистов, я ведь того -- Пахан, это что князь, в определенных кругах конечно...
-- Ить, -- поперхнулся таможенник.
-- Ну не совсем князь, так -- царек мелкий. Да ты дыши, дыши, ишь, как тебя расперло.
-- Ваше величество...
-- Т-с-с, -- поднес я палец к губам, -- я ж по секрету. Зови меня просто -- Пахан.
От такого доверья Ануфрий ни в меру расчувствовался:
-- Эх, ваше паханское величество, каждую ночь в холодном поту просыпаюсь -- чудится, будто стрельцы арестовывать идут. А что делать? Все, что есть хорошего в жизни -- либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению, -- похлопал он себя по брюху. -- Душа у меня кристально честная, а характер слабый. Все взятки суют, а отказать не удобно. Недавно два купца заспорили, один двадцатину принес, второй -- пятнадцать рублей. Попробуй, рассуди. Но я честно, вернул второму пять рублей и по совести. Ох, житиё мое...
Луна в окне начала двоиться, намекая -- пора и честь знать. Махнули по маленькой на посошок. Я кивнул Ануфрию:
-- Пойдем, праведник, проводишь.
-- С вещами? -- насторожилась Радаиха.
-- Можно без, -- разрешил я.
-- Чего ж наливочку не допили! Примета плохая!