— И самое главное, что он куда безвреднее, чем любой из имеющихся в мире наркотических средств, — вмешался Арбен Густери. — Да это и не наркотик, если уж на то пошло. Это — эликсир счастья, вытяжка блаженства в чистом виде.
— Не тратьтесь попусту, господин Густери, не надо мне рекламировать вашу отраву, — сказал я. — Лучше скажите, что случилось под Аввалыком?
— А это не у меня нужно спрашивать, а у некоего Ламбера, о котором вы, верно, много раз слыхали, — сказал Эмир.
Стоявший у самой стены французский археолог заметно вздрогнул и сжал обеими руками автомат (я видел отражение француза в огромном, от потолка до пола, трюмо), но о себе не напомнил. Да на него и не обращали внимания…
До поры до времени.
— Этот Ламбер, как вам прекрасно известно, в прошлом году был здесь, в Самарканде и его окрестностях, где вел работу по раскопкам. Наш человек из Москвы, насколько мог, курировал его работу. Но он оказался не в силах уследить за Ламбером. Француз обвел его вокруг пальца, удачно скрыл результат своей работы и — главное — припрятал партию товара.
Я подался вперед:
— Товара? Припрягая?
— Да, того самого препарата. Мы не дали названия этому веществу поэтому называем его именно так: препарат. Безлико, конечно, но эта безликость плавно перетекает в многоликость и универсальность, что и является главными отличительными качествами гениального синтетика Мантикоры, — сказал Эмир.
— Да что вы такое несете! — медленно выговорил я. — Леон Ламбер спрятал партию вашей синтетической отравы?
— Именно так. Причем припрятал не где-нибудь, а, по всей вероятности именно там, где он производил раскопки и нашел золото. В том числе и тот самый браслет, который он подарил своей любовнице, — тот самый, что нашли у убитой Энн Ковердейл. А что? Наверно, он наткнулся на какой-нибудь укромно расположенный древний склеп, очень подходящий для тайника. Ну и началось… Я же сказал, что препарат, будучи растворен в воде, действует как яд, давит на психику человека и разрушает ее. Он спрятал партию вещества, весной в предгорьях начал таять снег — и пожалуйста… Теперь вы меня понимаете? Кишлак Акдым погиб из-за того, что вода подмыла тайник Леона Ламбера. Вы и сами чуть не погибли… и…
— Точнее, меня чуть не убили ваши люди! — перебил я. — Врезали по спине то ли щупом для раскопок, то ли чем-то наподобие! Неудивительно, что я принял их за чудовищ, ведь они, кажется, были в противогазах, с фонарями, в защитных комплектах одежды!
— А за кого вы их приняли? За… за дэвов, верно? — Эмир даже развеселился. — Судя по всему, вам долго рассказывали о них, и воспоминания об этих рассказах под воздействием препарата облеклись плотью и стали реальностью. Да-да, именно так, — продолжал Эмир. — И очень жаль, что этот француз, господин Ламбер, до сих пор не знает, к каким страшным для мирных жителей последствиям привело его своекорыстие. Его нежелание делиться. Я бы повторил ему эти слова в глаза. Потому что так дело не делается. Так подвести всех своих коллег… и…