— Ладно, не напрягайся… Давай отвертку, буду смотреть щиток, — добродушно сказал «Предраг», очевидно почуяв перемену в сопровождающем его охраннике. Однако Энвер не спешил исполнять его просьбу. Он вставил в «узи» новую обойму, очевидно сочтя, что в старой осталось не так много патронов, а потом порылся в сундучке электрических дел мастера, протянул тому отвертку.
— Эту?
— Да подойдет, — отозвался тот. — А что, Энвер, зрение у тебя хорошее?
— Не жалуюсь, — угрюмо ответил тот.
— А не видишь ли ты в таком случае вот эту наколку?
Энвер шмыгнул носом и уже сердито рявкнул:
— Ты работать начнешь когда-нибудь или будешь нести чушь? Что за наколка? Морской якорь?..
— Депо в том, что я тоже, как и тот серб… — ничуть не смутившись грубой отповедью охранника, сказал монтер, бери из рук Энвера отвертку, — тоже боцман. Меня друзья так и любят звать — Боцман.
В Энвере внезапно поднялась волна слепого, безотчетного гнева; он и сам не понимал, на чем замешан этот дикий, слепой гнев, на чем он основан… И только взглянув в холодные глаза Боцмана, понял, что этот его, Энвера, гнев замешан на страхе. Страх, не спросив позволения, не трогая защитных барьеров, просочился в его грудную клетку, как вода в утлый челн, и затопил.
Лицо охранника перекосилось, он поднял руку с «узи», повинуясь внезапному импульсу, пронизавшему его с головы до ног… И в то же самое мгновение — нет, в долю мгновения! — Боцман выбросил вперед руку — не ту, на которую смотрел Энвер и в которой была зажата отвертка, а левую — и вонзил указательный палец в глаз сотрудника службы безопасности виллы. Это было исполнено так молниеносно, что охранник Энвер, который не без основании полагал, что у него отличная и натренированная реакция, не успел даже дернуться. А уж тем более парировать удар. Дикая боль вошла в голову вместе с этим словно железным пальцем Боцмана… Охранник разодрал рот, чтобы высвободить бешеный крик боли, но тут «Предраг» ударил правой рукой. Снизу вверх, отверткой в нижнюю челюсть, и буквально пришпилив ее к небу.
«Узи» выпал из руки Энвера на бетонный пол. Некоторое время он стоял, окаменев от чудовищной боли, которую не могло вместить даже его огромное тело, а потом, когда Боцман выдернул свой палец из изуродованного глаза Энвера, рухнул. Плашмя, всем телом, как двумя ударами перехваченное дровосеком дерево.
Боцман посмотрел на свой окровавленный палец.
— Да… чуть не забыл, — обратился он к Энверу, как будто тот еще мог его слышать, — на будущее хотел бы дать совет, на случай, если вам захотят выколоть второй глаз: когда вторые фаланги пальца противника войдут в ваши глазницы, вы можете резким движением головы сломать противнику руку…