Кто-то осмелился осквернить могилку его драгоценного маленького ангелочка… В этом не может быть никаких сомнений: кто-то совсем недавно перерыл на могилке всю землю. Хотя эта земля потом, скорее всего, снова была утрамбована и ее поверхность даже успело прихватить инеем, он отчетливо видит, что в ней кто-то ковырялся.
Он не может ошибиться — как не может ошибиться и в том, что Орелия похоронена именно здесь.
Да, именно на этом месте, между двумя величественными деревьями, возвышающимися возле причудливого по форме валуна, Орелия навсегда распрощалась с небом и со звездами.
Его пальцы выпускают цветок, и тот падает на побелевшую от инея землю.
Жоашим опускается на колени и прикасается дрожащей рукой к месту, на котором он когда-то совершил преступление.
В течение нескольких долгих минут он стоит на коленях, потрясенный тем, что здесь недавно побывал кто-то другой…
И вдруг негромкий звук, раздавшийся за спиной, заставляет Жоашима обернуться.
Его несимпатичное лицо перекашивается, а глаза едва не выкатываются из орбит.
Прямо ему в лоб направлен ствол пистолета. Чтобы молить о пощаде, Жоашиму даже не надо становиться на колени — они так уже на них стоит. Стоит и дрожит, как осиновый лист на ветру.
— Не надо!..
— Все кончено, Жоашим…
— Не надо! Не делайте этого! Доктор, нет!
Лесную тишину разрывает грохот выстрела. Пуля попадает бывшему насильнику прямо в голову, и он падает на могилу своей последней жертвы…
Нина, резко вздрогнув, просыпается. Ее колени дрожат, она тяжело дышит.
Да, этот тип в данный момент находится именно там. Ей следовало бы тоже поехать туда и поступить именно так, как она поступила во сне.
Но если она убьет Жоашима, полицейским не составит труда выстроить цепочку доказательств.
Есть ли связующее звено между Лидией и Жоашимом? Кто был знаком с ними обоими?
Их психиатр.
Психиатр, чья дочь была любовницей Лорана, а затем выбросилась из окна третьего этажа…
Нина снова опускает голову на подушку и закрывает глаза.
«Я не могу бросить Манон. Она слишком сильно во мне нуждается… Я придумаю что-нибудь другое… Я заставлю его совершить самоубийство».
8 часов
Бенуа щурится: через окошко прямо ему в глаза светят солнечные лучи.
Он выбирается из своего жалкого убежища — частично стягивает с себя одеяло.
За решеткой — никого.
Дневной свет обратил их всех в бегство. Их — это тех жутких монстров, которые сновали вокруг во время его ночного полузабытья.
Теперь никто не будет беспокоить его до самого вечера.
У Бенуа такой сильный жар, что ему кажется, будто голова погружена в огнедышащую лаву.