— А еще умная, красивая и чертовски привлекательная, — не задумываясь, ответила я, — о каком конкретно из моих достоинств ты хочешь поговорить?
— Скорее, не о достоинствах, а о недостатках.
— А вот критики в свой адрес я не переношу. Имей это в виду.
— Хорошо, учту и буду предельно осторожен. Таня, ты второй день в Париже, а я так еще и не понял, понравился он тебе или нет. А ведь кто только не восхищался этим городом!
— Скажи еще, что Париж — это город влюбленных. Мне про это Ленка все уши прожужжала.
— И в этом я ее полностью поддерживаю.
— А я нет. Для нас, русских женщин, как известно, с милым и в шалаше рай. А не только в Париже. Ориентация у нас другая — не на то, где, а на то, с кем.
— Значит, в романтическом ключе мы Париж не рассматриваем?
— Совершенно верно. Никакой романтики!
— Понял. А Париж гастрономический тебе подойдет?
— Что? Проголодался?
— Нет, но очень хочется, чтобы Париж все-таки произвел на тебя впечатление.
— Я девушка привередливая, и угодить мне трудно.
— Это я понял и все-таки попытаюсь. Итак, на какое-то время забываем о твоем Алексе, прости, о Ленкином, — Анатолий поднял руки вверх, делая вид, что опасается моего гнева, — и идем есть макарони.
— Толя, ты ничего не путаешь? Париж — это устрицы, лягушачьи лапки, сыры, соусы и, конечно же, вино. А макароны — это у соседей в Италии.
— Все, что ты перечислила, — это завтрак туриста, и мы его, безусловно, попробуем, а те макароны, которыми я собираюсь тебя соблазнить, не имеют никакого отношения к спагетти и пасте.
— Ты собираешься меня соблазнить? — поймала я его на слове.
— Конечно. Парижем.
— Аааа, — с нотками разочарования в голосе протянула я.
Анатолий эти нотки услышал и, желая поддразнить меня, с наигранной строгостью процитировал известного киногероя:
— Таня, руссо туристо облико морале. Я хочу влюбить тебя исключительно в Париж.
— Ну, если других претендентов на мое сердце нет, я согласна. Так чем ты собираешься меня соблазнять? Учти, к макаронам я абсолютно равнодушна. С детского сада.
— Вот мы и проверим.
Через несколько минут неторопливого шага по узким улочкам, на которых удивительным образом находилось место и для пешеходов, и для автомобилей, мы вышли на улицу Бонапарта, и Анатолий подвел меня к кондитерской. Ее витрины были украшены неимоверной красоты бонбоньерками, среди которых возвышались небольшие пирамидки из круглых разноцветных печеньиц.
— Ладуре, — прочитала я вывеску кондитерской.
— Таня, в Париже все звучит гораздо мягче. Эта кондитерская называется «Лядюре». А это, — и Анатолий указал на пирамидки, — те самые макарони, которыми я и собирался тебя соблазнить. Причем здесь, в «Лядюре», они самые вкусные.