Мы вошли в кондитерскую, где было маленькое кафе, скорее напоминающее салон какой-нибудь светской львицы, жившей в XIX веке. Вдоль стен стояли маленькие круглые столики с большими креслами, обитыми синим шелком с золотыми цветами. Плотные синие шторы на окнах рассеивали дневной свет, а ковер на полу, в тон шторам, приглушал звук шагов. В воздухе витали ароматы специй, шоколада, кофе, лепестков роз, ванили, черной смородины… Все вместе создавало атмосферу уюта и иллюзорности происходящего.
— Нам повезло, — сказал Анатолий, предлагая мне сесть за только что освободившийся столик, — обычно здесь все места расписаны.
Когда к нам подошел официант в ливрее, я окончательно потерялась во времени, где единственным ориентиром для меня был мой спутник. Он что-то сказал официанту, тот кивнул и с достоинством удалился.
— Так чем же ты собираешься меня кормить?
— Я же сказал, макарони, маленькими миндальными печеньями-безе, скрепленными попарно с помощью крема. Их еще называют Gerbet или парижскими макарони. Я заказал свои любимые — малиновые и фисташковые и парочку с экзотическим вкусом: гавана и явайский перец.
Макароны принесли вместе с двумя чашками дымящегося горячего шоколада, от которого исходил восхитительный аромат. На блюдцах разноцветным конфетти лежало печенье. Я взяла одно и поднесла ко рту. Печенье чуть слышно хрустнуло, и во рту разлился сладкий вкус начинки. «Нет, это не еда, — подумала я про себя, — это блаженство, граничащее с нирваной». Сравнение с нирваной пришло мне в голову потому, что я вдруг поймала себя на мысли, что убийство Алекса и неудавшаяся семейная жизнь Ленки вдруг отодвинулись далеко на задний план. Мне было так хорошо и легко в этом пряничном домике, где время, казалось, замерло, что захотелось воскликнуть, как когда-то Фаусту: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно».
Холодный дождь, который хлынул, как только мы вышли из кафе, вернул меня к действительности. А действительность была такова, что первый день расследования не принес практически ничего нового. Наоборот, добавил загадок. Откуда у Алекса, лицейского преподавателя, особняк на одной из самых аристократических улиц Парижа? Что он скрывал, ведя замкнутый образ жизни? И что это за страсть к истории тамплиеров? Мне не терпелось начать действовать, чтобы получить ответы на эти вопросы и на десяток других, роившихся в моей голове, главный среди которых, безусловно, касался моей роли во всей этой истории. Анатолий тоже, похоже, был настроен решительно, только его решимость не имела никакого отношения к моим планам. Вместо того чтобы переждать дождь в каком-нибудь кафе, он раскрыл зонт, обнял меня за талию и увлек за собой.