Переглянувшиеся спутники министра спрятали улыбки. Лю Фунчэн в прошлом заканчивал институт военного менеджмента и понятия не имел о принципах ракетного строительства, но возражать ему не стоило.
— Будем стараться, господин министр! — вытянулся Чжан Хайшэн.
После того как Лю Фунчэн покинул космодром, Сунь Чай, оставшийся в зале управления, связался с тайконавтами:
— Тонгши, поздравляю, но ситуация изменилась. Изделие должно быть собрано за шесть дней, ко дню рождения председателя. Поэтому никаких отдыхов, никаких послаблений, особый режим, отдохнёте дома. Как поняли?
Тайконавты всё ещё находились в скафандрах, пристёгнутые к ложементам стартовых кресел, и ни переглянуться, ни показать радостные лица не могли, и за всех ответил командир корабля Ли Чхонли:
— Сделаем всё возможное, товарищ генерал!
— Надо сделать всё невозможное, — проворчал начальник космодрома.
Подмосковье, г. Королёв
17 октября, утро — 18 октября, утро
Забежать домой после возвращения с Камчатки не удалось, и Афанасий, безумно соскучившийся по жене, смог лишь позвонить ей и пообещать приехать, как только подвернётся случай.
Зато после разговора с Семёновым ему представился случай навестить Олега, содержащегося в общевойсковой камере предварительного заключения (майор оказался первым и единственным заключённым на весь блок, рассчитанный на десятерых провинившихся), и Афанасий поспешил этим случаем воспользоваться.
Его провели в неприметное одноэтажное здание, стоявшее за ангарами базы, показали на первую же дверь под номером «02»:
— Здесь.
Он поднял руку, собираясь постучать, и провожатый — пожилой усатый дядечка в камуфляже без погон — усмехнулся.
— Это КПЗ, товарищ полковник, а не квартира. Стучаться сюда всё равно что стучаться в спальню жены.
Афанасий оценил юмор провожатого, усмехнулся в ответ.
С настоящим тюремным лязгом обитая железом дверь камеры открылась, и Афанасий оказался в небольшом помещении, где у стен стояли две койки, привинченные к полу, одна — накрытая серым одеялом, вторая — сверкающая белыми простынями и подушкой. В помещении, скупо освещённом небольшим оконцем под потолком, стояли столик, также привинченный к полу, два стула и две тумбочки. Параши не было, и гость чуть позже разглядел дверцу, ведущую в туалетный блок. Больше всего камера напоминала больничную палату: чисто, свежо, воняет краской, стены покрашены в светло-салатовый цвет, потолок белый, настольные лампы, газеты и журналы на столе. Здесь и должны были отбывать наказание не зэки-киллеры и бандиты, а нарушители военной дисциплины, и камера лишь подчёркивала ограничение свободы, а не будущий суровый приговор.