Джессика сама расстегнула его рубашку, причем ее руки дрожали от нетерпения. Потом она расстегнула пояс у него на брюках… Ей хотелось почувствовать его всего, прижаться к его обнаженной коже — чтобы между ними не было вообще никаких преград. Ее бархатное платье упало на пол. Куда делось белье, Джессика так и не поняла.
Николас протянул руку и включил лампу на прикроватном столике. Джессика протестующе хмыкнула, и хотела было погасить свет, но он удержал ее руку.
— Хочу тебя видеть. И хочу, чтобы ты видела меня.
Джессика обычно стеснялась заниматься любовью при свете, но сейчас ей было все равно. Имело значение только одно: они с Николасом вместе. Каждое его движение было исполнено лихорадочной, нетерпеливой горячности. Он желал эту женщину безумно, отчаянно, слепо. Он вошел в нее так, словно бросился в омут — в ослепительную глубину, что сулила не гибель, а неземное блаженство. Тела их двигались в едином ритме. Потом была вспышка, подобная взрыву сверхновой звезды, а следом — сладостное изнеможение и восхитительная усталость.
Джессика не сразу пришла в себя. Она не знала, кто она, где она, что с ней, будто оказалась в другой реальности — незнакомой и странной, но донельзя прекрасной. Она еще долго не могла отдышаться и лежала, обессиленная, умиротворенная, у Николаса на груди. Сердце ее билось так, что казалось, сейчас выскочит из груди.
Господи Боже, она и представить себе не могла, что можно до такой степени раствориться в вихре любовных утех. Она не знала, что так бывает.
Но вместе с восторгом пришел и страх. Теперь, когда Джессика поняла, что для нее значит этот мужчина, ей стало страшно. У нее было чувство, что теперь она просто не сможет без него жить. И еще она всегда будет бояться его потерять, потому что, потеряв его, она потеряет и себя.
— Открой глаза, — прошептал Николас.
Он ласково гладил ее по лицу, но в его голосе, пусть мягком и ласковом, слышались повелительные нотки. Джессика не знала, хочется ли ей повиноваться ему, потому что, как только она откроет глаза, сказка превратится в реальность.
И тогда — рано или поздно — ей придется решать, как сделать так, чтобы этот мужчина… Она и сама не знала, чего ей больше хочется. Чтобы он остался с ней навсегда? Чтобы, наоборот, исчез из ее жизни и прекратил терзать ее чувства?
— Скажи мне, что ты чувствуешь?
Джессика не могла найти слов, чтобы хотя бы приблизительно описать ту эйфорию, которой сейчас охвачены ее тело и душа. С чего начать? Да и что вообще говорить? Что все ее тело превратилось в единый обнаженный нерв, который трепещет при одном только прикосновении Николаса? Что оно поет у него в объятиях, словно скрипка в умелых руках маэстро? Как описать то восхитительное состояние, когда разум сливается с телом и переполняется жизнью, невообразимой свободой и радостью? И еще ее душа так чувствует, так знает его душу, будто они уже были вместе — когда-то давным-давно, может быть, в другой жизни.