В качестве последнего мазка Дарэм скопировал всю квартиру, и они перенеслись – совершенно нечувствительно – в дубликат. Мария выглянула из окна.
– Вы и весь Город скопировали?
– Нет, вы смотрите на оригинал. Я перенёс сюда настоящий вид.
Земански создала на стене гостиной ряд окон-интерфейсов; одно из них показывало регион, в котором работал «Автоверсум», и треугольную поверхность, по которой он граничил с пирамидой Марии, перевёрнутой вверх ногами. Поверх программной карты – тёмно-синего клеточного автомата «Автоверсума», подёрнутого серебряной вуалью сети шпионажа, – она наложила схему ламбертианской планетарной системы с орбитами, странным образом разрезанными и переставленными, чтобы соответствовать разбивке на пять смыкающихся пирамид. Космос был смоделирован отдельно, сам по себе: относительно плоский диск, всего несколько сотен тысяч километров толщиной, зато протянувшийся на пятьдесят процентов за орбиту самой дальней планеты. Большая часть космоса оставалась пустой: во всяком случае не заполненной ничем, кроме света, струящегося от солнца. Однако никакие упрощения не применялись, каждый кубический километр, сколь угодно безликий, был смоделирован вплоть до уровня отдельных ячеек «Автоверсума». От такого расточительства захватывало дух; Мария была почти не в силах смотреть на карту, не придумывая, как получше аппроксимировать вычисления происходящего почти в полном вакууме. Заставив себя прекратить и принять всё таким, как есть, она поняла, что до сих пор не сознавала в полной мере масштаб Элизиума. Ламбертианскую биосферу от планетарного уровня до молекулярного она просмотрела, но то было ничто в сравнении с объёмом субатомных вычислений для Солнечной системы.
Дарэм тронул её за локоть.
– Мне понадобится ваша авторизация.
Мария прошла с ним к терминалу, который Дарэм создал себе в углу комнаты, и впечатала кодовое число, внедрённое в её файл сканирования ещё на Земле; девяносто девять знаков легко слетели с пальцев, будто она тысячу раз повторяла их последовательность. Этот код, на Земле предоставивший бы ей доступ к посмертному капиталу, здесь служил ключом к процессорам пирамиды.
– Теперь я в самом деле ваш сообщник, – заметила она. – Кто отправится в тюрьму, когда вы совершите преступление с помощью моего идентификатора?
– У нас нет тюрем.
– Тогда как с нами поступят другие элизиане, когда узнают, что мы совершили?
– Выразят заслуженную признательность.
Земански приблизила карту, показав отдельные процессоры ТНЦ вдоль границы, а затем ещё увеличила масштаб, так что стала видна их тонкая структура. Она походила на изображение в условных цветах трёхмерных микросхем, но слишком прямоугольное и идеальное, чтобы принять его за микроснимок реального объекта. Теперь карта была, по преимуществу, умозрительной – симуляция, направляемая ограниченным потоком данных из самой решётки. Имелись веские причины считать, что она «должна быть» точной, однако безукоризненных доказательств существования хоть чего-либо из того, что они видят, не осталось.