После завтрака я закрылся в кабинете, выкурил сигару, написал короткую записку Баду, вложил ее в конверт, но заклеивать не стал, переоделся в заранее приготовленную, вычищенную и выглаженную парадную форму и надел перевязь с длинной позолоченной придворной шпагой. Темно-зеленый парадный френч ощутимо жал. Я переложил документы в нагрудный карман и застегнул негнущийся воротник. Деньги и ценные вещи решил не брать. Если меня сразу направят на новое место службы, а такое бывало, пусть хоть это немногое достанется семье. Несколько мелких монет на извозчика будет вполне достаточно.
В дверь кабинета постучали.
— Войдите!
Дверь тихонько приоткрылась.
— Господин лейтенант — робко прошептала служанка в узкую щелку: — Вам пора. Уже половина седьмого.
— Да, да. Иду.
Я провел рукой по коротко стриженным, рано поседевшим волосам, надел фуражку блинчиком и еще раз посмотрел на себя в зеркало. Грузный, тридцати четырех летний мужчина, слишком штатский для гвардейского офицера, с брюшком и мешками под глазами.
В узкой прихожей топтался денщик.
— Иди в казарму. Передашь эту записку лейтенанту Баду. Кроме него никому ее не показывай. Понял?
— Так точно! — он взял под козырек.
Четырехкомнатная квартира в центре досталась нам по бросовой цене. Моего предшественника срочно перевели в другой гарнизон и столичный рантье, уже привыкший к мгновенным перестановкам в офицерском составе, сдал квартиру за очень умеренную плату. Я спустился по узкой выщербленной лестнице, слушая за спиной буханье тяжелых сапог денщика.
На улице было свежо и тихо. Скоро утренняя прохлада сменится удушающим зноем, но пока еще дышалось легко, даже привкус гари в воздухе почти не ощущался. Горожане спали. Тротуары успели подмести и полить водой из шлангов, чтобы прибить сухую пыль. В щелях между булыжниками собирались мутные лужи.
Рыжий дворник складывал на ручную тележку ведра с мусором. Увидев меня, он прервал свое занятие и, сняв картуз, низко поклонился.
— Доброе утро, господин офицер.
— Здравствуй.
Пятиэтажный дом, в котором мы снимали квартиру, был построен в конце прошлого века на месте старинных торговых рядов. Окна спальни, гостиной и детской, выходили на Купеческую улицу, а из кабинета открывался унылый вид в темный двор-колодец. Мусоропровода в доме не было, поэтому вечерами, служанки выставляли ведра перед входом.
Мы с денщиком прошли вниз по улице и оказались на бульваре. Здесь уже появились первые прохожие. В тени каштанов лотошники расставляли свой нехитрый товар, мальчишки газетчики скучали на перекрестках, прижимая к животам плотные кипы свежих газет, остро пахнущих типографской краской. У гостиницы «Волна» стояли рикши и пролетки. Извозчики курили и болтали сидя прямо на тротуаре. Двери и окна гостиничного ресторана были открыты. На кухне готовили завтрак. Было видно, как суетились повара. Под яркой вывеской стоял дородный швейцар в красной ливрее. Пахло жаренной рыбой и кофе.