— Добрый вечер, господин лейтенант.
— Добрый.
Я сел на стул.
— Собираетесь?
Доктор кивнул.
— У меня такое чувство, что я забыл, что-то очень важное. Не знаете, что?
— Скальпель, — предположил я.
— Нет.
— Трепан?
— Снова нет.
— Портвейн?
— Купил четыре бутылки. Нам предстоит дальняя дорога.
Я смотрел на доктора. Он сильно сутулился и от этого казался ниже. Из-под халата торчали чистые кальсоны и тонкие завязки волочились по полу.
— Мне очень жаль, что Ваши просьбы об отставке так и остались без ответа. Я в этом не виноват.
Доктор на минуту задумался, потом сел на стул напротив меня.
— Знаете, Бур. Я даже рад, что мы отправляемся в экспедицию. Я просил об отставке, потому что здесь мне нечем заняться. Но, если Вы спросите, что меня интересует больше, лечение лихорадки, артрита и грудной жабы на мирном острове или боевая операция, я Вам честно скажу, операция.
Я с удивлением смотрел на доктора и думал, что он изменился. И хорошо. Мне не хотелось идти в поход с человеком, который затаил обиду. Он уже мало походил на того подтянутого офицера, которого я встретил на скале во время гибели «Грозного». Второй раз мы с доктором встретились почти два года назад, когда готовился десант для захвата линии Мо. Мы сразу узнали друг друга и просидели целый вечер, вспоминая нашу встречу на острове. Сол был приписан к другой морине, но я упросил адмирала Крола перевести его к нам. В бою доктор был ранен, но никогда не ругал меня за то, что я втравил его в такую опасную историю.
Доктор предложил выпить, но я отказался и пошел к себе. По дороге я проверил казарму. Моряки спали, в комнатах младших офицеров свет не горел.
В кают-компании за большим столом сидел Бад и ел оставшуюся от ужина жаренную рыбу. На столе стояли консервные банки, пачки галет, бутылки с коньком и вином, лежали подсумки с патронами и походные ранцы. На диване сидел лейтенант-артиллерист Гат и читал газету. Еще целая пачка лежала рядом. На подоконнике расположился командир третьего взвода лейтенант Тар. Он пил вино из кофейной чашки.
— Добрый вечер, господа.
— Добрый вечер.
Офицеры встали.
— Вольно.
Все опять расселись.
Я поморщился.
— Что Вы тут устроили? Зачем все свалили на стол? Столешницу испортите.
— Да и пусть, — легкомысленно ответил Бад, — нам здесь больше не жить.
— Я тоже сказал, что стол жалко, — поддакнул Гат, — но кто теперь слушает артиллеристов?
— Правильно, — сказал Бад и отодвинул пустую тарелку, — никто не слушает.
Я покачал головой и ушел в кабинет. С этими людьми я воевал. Нас связывали дружеские отношения и иногда, они позволяли себе больше, чем следовало, но я не обращал на это внимания. Они были толковые офицеры, которым я доверял своих людей и свою жизнь. Скоро с нас, как шелуха слетит столичный лоск, мы забудем о парадной форме и эполетах.