— Озеро! Я совсем забыл! Озеро окружило трактир, нам не выбраться.
Лирианн заглянула через его плечо и поняла, что это правда.
— Вода поднялась, — задумчиво произнесла она. Это было плохо. Она научилась плавать раньше, чем ходить, но в маслянистых водах озера было что-то нездоровое, и хотя она не сомневалась, что Щекотунья справится с любым шипящим угрем, но плыть и сражаться одновременно было бы тяжело. Она повернулась к некроманту. — Полагаю, мы обречены. Если у тебя не осталось лишнего заклинания.
— Какое заклинание ты предпочитаешь? — кисло осведомился Моллокос. — Призвать ли мне Силу Мгновенного Отбытия и унести нас троих на край света? Применить Великолепный Призматический Распылитель и сжечь дотла этот мерзкий постоялый двор? Произнести слова Дрожащего Холода Фандааля и заморозить воды озера, чтобы мы могли спокойно по ним перейти?
Чимвазл с надеждой воззрился на него.
— Да, прошу вас.
— Какое же?
— Любое. Великий Чимвазл не собирается закончить свои дни в мясном пироге, — он почесал нарыв на подбородке.
— Я уверен, ты и сам знаешь эти заклинания, — сказал Моллокос.
— Знаю, да, — ответил Чимвазл, — но какой-то мерзавец украл мой гримуар.
Моллокос рассмеялся. Это был самый печальный звук, который Лирианн доводилось слышать.
— Это уже неважно. Все умирает, даже магия. Заклятия угасают, чары спадают, гримуары обращаются в прах, и даже самые могущественные заклинания больше не действуют так, как прежде.
Лирианн подняла голову.
— Правда?
— Правда.
— Ого.
Она вынула меч и пощекотала его сердце.
* * *
Некромант умер беззвучно, его ноги подкосились, и он упал на колени, как будто собрался помолиться. Когда девушка вытащила меч из его груди, из раны поднялась струйка алого дыма. Он пах летними вечерами и девичьим дыханием — сладким, как первый поцелуй.
Чимвазл был потрясен.
— Что ты наделала?
— Он был некромантом.
— Он был нашей единственной надеждой.
— Тебе не на что надеяться, — она вытерла клинок рукавом. — Когда мне было пятнадцать, молодой путешественник был ранен возле таверны моего отца. Отец был слишком добр, чтобы оставить его умирать в грязи, так что мы отнесли его наверх, и я заботилась о нем, пока он не поправился. Вскоре после его отъезда я поняла, что жду ребенка. Семь месяцев мой живот рос, я мечтала о малыше с голубыми, как у него, глазами. На восьмом месяце живот перестал расти. После этого он становился меньше с каждым днем. Повитуха все мне объяснила. Что толку приносить новую жизнь в умирающий мир? Утроба мудрее, чем сердце, сказала она. А когда я спросила, почему мир умирает, она придвинулась ко мне и шепнула — это все волшебники.