– Здравствуй, дорогая, – ослепительно улыбнувшись, произнесла она.
Я рассеянно кивнула в ответ, пытаясь сообразить, что делать.
– Мари, как обстоят дела?
– Мадам, вам честно ответить или цензурно?
Блондинка нахмурилась, а я навострила уши.
– Что еще?
– Нюх ей отбили. Может, со временем и восстановится, но, право слово, дайте мне того сукиного сына, и я из него всю душу вытрясу!
– С этим разберемся позже, – сказано это было таким тоном, что сомневаться не приходилось – кара настигнет.
Блондинка вновь повернулась ко мне.
– Еще болит? – кивнула она на мой живот.
Да что здесь происходит?!
– Немного, – осторожно ответила я.
Мадам шумно втянула в себя воздух. Что? Все так плохо?
– У меня мало времени, так что перейдем сразу к делу. Ты умерла.
Я даже закашлялась от такой новости.
– В смысле?
– В переносном, разумеется. Для всех ты умерла в тюремном госпитале Темной империи, и твое тело за неимением документов и способа опознания личности кремировали.
– Как это? Вы меня похитили, что ли?
Вот так просто? Когда они успели? Зачем?
– Ну зачем же так грубо? Мы проявили акт милосердия и не позволили тебе сгнить в камере. Насколько я знаю, родня отказалась от тебя?
– Откуда… – начала я, но Мадам мягко перебила меня:
– Риана, мы все знаем.
– И что теперь? – растерянно спросила я, не понимая, что здесь творится.
– Оу, есть два выхода, – оживилась Мадам. – Ты уходишь отсюда, наслаждаешься свободой пару дней, и тебя вновь ловят. Либо ты остаешься с нами. Мы прячем тебя, обеспечиваем новыми документами и жильем и оплачиваем последний год обучения в академии.
– А что взамен? – не верю я в эту благотворительность.
– Ты войдешь в одну из наших групп.
Да куда я попала?! Что за группа?
– Подождите, слишком много информации за раз, – пробормотала я. – Почему вы вообще… Как?..
– Я тебя поняла, – кивнула блондинка, – но для начала ответь на один вопрос. Тебе знакома эта вещица?
С этими словами Мадам извлекла из своего кармана подвеску, очень похожую на мою. Рука тут же взметнулась к шее. Черт!
Помню, когда мы только переехали в империю, я, будучи совсем ребенком, стала донимать мать расспросами об отце. Трудно было сдержаться, наблюдая за счастливыми папашами, то и дело балующими детей. Тогда мать только скривилась, подцепила ногтем висящую на мне цепочку, словно она ее обжигала, и сказала: «Вот все, что от него осталось». Не знаю, что именно это значило, но с тех пор украшение всегда было на мне. Единственная ниточка, ведущая к родителю. Когда конфликты в семье грозились закончиться чем-то глобальным, я закрывала глаза, дотрагивалась до кулона и представляла себя в совершенно другом месте. Подвеска была моим талисманом. Даже в трудные времена, когда мы едва сводили концы с концами и мать ходила по ломбардам, распродавая немногочисленное добро, она ни разу не заикнулась о том, чтобы заложить «память» об отце. А вчера… Нет, не вчера, во время погони я даже не поняла, как сорвала ее с шеи. А потом и вовсе не до нее было.