Дети в лесу

Вместе с материнской любовью жизнь дает вам на заре обещание, которого никогда не исполняет.

Ромен Гари

— У нас новенький! — объявил Глор, сбегая с холма. Все остальные сидели в кругу и играли в кости. Никто не выигрывал: каждый играл сам с собой. Но сидели рядом.

Хана первая прекратила игру. Она отложила белые костяшки и подняла глаза на Глора:

— Номер?

— Не знаю. — Глор прижал руку к груди, стараясь успокоить дыхание, потом пригладил торчащие волосы: он всегда так делал, когда волновался. — Издалека похож на Семь.

— Значит, его точно отдадут нам, — сказал Дуду и широко улыбнулся. До сих пор он был единственной Семеркой их Сгустка и лелеял надежду, что если появится второй, будет легче.

— Ладно, пошли смотреть, — Хана поднялась с земли, разбросала ногой свои костяшки, потом потерла затекшую правую ступню о левую щиколотку и зашагала. Остальные в точности повторили каждое ее движение. Они всегда всё повторяли за Ханой.

Все, кроме Тома. Он остался и смотрел им вслед. Тощие, в одинаковых тесных рубахах непонятного цвета, стянутых на шее шнурком, — идут, задрав голову, выпятив грудь, будто собрались дать отпор чужаку. Не нужны им никакие новенькие. Они не хотят ничего нового.

Том наклонился и стал рассматривать костяшки, вдруг попадется какая-нибудь особенная. Эти игрушки никто никогда не брал с собой — зачем, если их полно вокруг. Стоит оглядеться — и пожалуйста, вот они, маленькие белые косточки, как молочные зубы в буром песке, играй себе. Тому не нравилась эта игра. В ней нет ничего, кроме ловкости: подкинул одну кость, подхватил вторую с земли, тут же поймал первую. И так далее: две, три, пять костей… Надо просто все время шарить рукой по земле и подбрасывать кость на нужную высоту, только и всего. Но у Тома еще засел где-то один особенный Осколок — он никак не мог его точно определить. То есть он пытался, но от этого страшно болела голова (зато сам Осколок становился еще более драгоценным): какая-то игра, настоящая игра. Там, кажется, были мяч, палка, и надо было быстро куда-то бежать…

Том поднял голову и приставил ладонь ко лбу, защищая глаза от зеленого сияния Астера. Остальные уже поднялись на вершину холма и окружили новенького. Тому это было неинтересно. При мысли о новичке его даже подташнивало — как когда переешь стручков и потом какое-то время смотреть на них не можешь. Наверняка новичок будет испуган, как все поначалу. Начнет заикаться, мямлить, даже кричать во сне. А все уже от такого отвыкли. Опять придется просыпаться от чужих воплей — потом попробуй усни. Особенно когда кругом непроглядная тьма, и подкрадываются разные мысли, и сжимают горло липкими пальцами.