. Круус, который способен создать подобную иллюзию, все еще заперт под аббатством, а значит только Книга могла так издеваться надо мной.
Пешеход врезался в меня сзади и толкнул с тротуара на обочину. Я пыталась восстановить равновесие и едва удержалась, чтобы не полететь вниз головой прямиком в канаву. Неподвижно стоять в толпе, будучи невидимой — это верх идиотизма. Но я успокаивала саму себя, вернее пыталась, тем, что сейчас всего метрах в четырех от меня — копия моей сестры. Мой внутренний демон ничего мне не ответил, но это и не удивительно. Книга не проронила ни слова с той самой ночи, когда она, решив поиграть в джинна, исполнила мое тайное желание.
Я обернулась через плечо, высматривая несущихся на меня людей.
— Заставь ее исчезнуть, — потребовала я.
А в ответ лишь тишина.
Существо, похожее на Алину, прекратило крутиться и остановилось, приподняв рыжевато-коричневый в черную полоску зонт, чтобы осмотреть улицу. Между ее нахмуренных бровей пролегла глубокая складка, на лице отражались растерянность и беспокойство. Она кусала нижнюю губу и продолжала хмуриться, как это делала моя сестра в минуты глубокого раздумья. А затем она вздрогнула и погладила свой живот, как будто ей стало больно или её затошнило.
Я было задумалась над тем, кого она могла искать и почему была расстроена, но осознав, что слишком погрузилась в иллюзию, сконцентрировалась и стала детально ее рассматривать выискивая ошибки, не забывая при этом двигаться из стороны в сторону и бросая быстрые взгляды по сторонам.
Слева над ее верхней губой была крошечная родинка, от которой она и не думала избавляться. (Я метнулась влево, чтобы освободить дорогу двум Носорогам, шедшим по тротуару.) Длинные темные ресницы, которые, в отличие от моих, не нуждались в туши, шрам на переносице, который у неё ещё с тех пор, когда мы, будучи маленькими девочками, спрыгнули с качелей, и она налетела на мусорный бак. Шрамик слегка морщился, когда она смеялась, и сводил ее с ума. (Я метнулась вправо, чтобы избежать столкновения с пьяным прохожим, который фальшиво напевал, громко и отвратительно, о том, что его кто-то повред-ик-ил.) Книга знала ее на зубок и несомненно воссоздала ее из моих воспоминаний, которые прошерстила и изучила, пока я спала или была чем-то занята. Я часто представляла, как она гуляет по ночному городу. По правде говоря, практически каждый раз, когда я шла по Темпл Бар, на заднем фоне моего сознания маячили мысли о ней. Но я всегда представляла её не одну, а среди друзей. Счастливую, а не беспокойную. И у нее никогда не было сверкающего кольца с бриллиантом на безымянном пальце левой руки, которое засияло, когда она регулировала зонт. Она никогда не была обручена. И уже никогда не будет.