Эрик тоже не любил настолки, и когда наступила ночь игр, Мэнди забила на нас ради ночи страстного секса, а может, артистического вдохновения. Вероятно, это был секс.
Джо, наоборот, явился.
— Я принес картофельных чипсов, — сказал он, когда Ларри открыл ему дверь. Чипсы обычно приносила Мэнди, но, разумеется, Джо не ел. Он положил чипсы на кухонный столик, потом уселся на свой раскладной стул и приготовился слушать наш разговор.
Естественно, до его прихода мы обсуждали Мэнди, так что все молчали и переглядывались, размышляя, что говорить этично, а что нет. Наконец Шанис повернулась к Джо и спросила:
— Джо, а как твои дела?
— Хорошо, — сказал Джо.
— Честно? — спросила Шанис. — Ты не возмущен, не обижен, не ревнуешь Мэнди?
— Нет, — сказал Джо. — Конечно, нет.
— Видимо, ревности нет в твоей программе.
— Она там была, — возразил Джо. — Около недели. Мэнди хотела, чтобы я ревновал, и инсталлировала ревность. А потом она решила, что драматических сцен слишком много, и все стерла.
— Она заставила тебя ревновать? — До прихода Джо мы обсуждали именно это, и я хотела знать больше, — Ну и как тебе?
Мне почудилось, что на короткий миг в глазах Джо мелькнуло живое чувство, и он сказал:
— Очень изматывает.
Все засмеялись.
— Что значит — изматывает? — не унималась Шанис.
— Мой аккумулятор разрядился быстрее обычного, надо было перезаряжаться, — ответил Джо.
— Вот оно что, — хмыкнула Шанис, теряя интерес к теме.
— Знаешь что, Джо, — сказал Ларри. — Можешь выбрать игру на сегодня. Во что бы ты хотел сыграть?
— В «Дипломатию», — сказал Джо. — Только я хочу доиграть до конца.
Квинну в тот вечер нездоровилось, и я пришла одна. Для полновесной «Дипломатии» нас было недостаточно, и мы сыграли в похожую игру — для пяти, а не семи игроков. Игра затянулась, и Джо предложил проводить меня домой. По улице мимо нас проехала уборочная машина, и Джо обернулся, чтобы проводить ее взглядом. Мне стало интересно, ощущает ли он родство с роботами, не похожими на людей. Или с теми, что обладают человеческой внешностью, но не способны на сложные действия — вроде работников круглосуточной бакалеи. Или, может быть, Джо чувствует полное одиночество? Если он вообще что-либо чувствует.
— Я солгал, — сказал он, когда уборщик, пыхтя, скрылся за поворотом.
— В чем именно?
— Мэнди не стерла мой модуль ревности. Она просто сказала, что не хочет, чтобы я вел себя как ревнивец. Что она устала от драматических сцен.
Я на миг остановилась и взглянула на Джо. Это всё программные модули, влияющие на поведение, напомнила я себе, но в уголке мозга крутилась мысль: Джо сейчас такой грустный.