— Ромашковый?
Джин кивнула.
Оставив ее в гостиной, я смыл кровь с рук, наполнил чайник водой из-под крана и поставил его на конфорку. Требовалась минута или около того, чтобы вода закипела и чайник засвистел. Обычно эта минута потерянного, потраченного впустую времени доставляла мне удовольствие.
Но на сей раз Дом шепнул мне на ухо:
— Там Питер. Опять.
На сей раз у Дома хватило ума не звонить во весь голос. Водить я не особо люблю, а город терпеть не могу, поэтому выбрал пригород неподалеку от точки воспроизводства — маленькое местечко прямиком из поздних семидесятых, двухуровневые ранчо с алюминиевыми карнизами. Мой дом стоял в самом конце переулка, среди мягких изгибов холмов, в Прошедшем бывших центром Нью-Йорка.
Пока я пытался сообразить, что бы сказать Питеру в личном сообщении, в дверь начали молотить кулаками. Я выключил конфорку.
— Я открою, — выкрикнул я, поспешно вышел из кухни и приоткрыл дверь.
Питер стоял опустив голову, глядя на свое тело и хмурясь.
— Мне надо поговорить с ней, — сказал он.
— Позже. Сейчас ты едва ли удостоишься хоть одной фразы.
— Я должен попытаться, — возразил Питер.
Выглядел он несчастным. Несчастней, чем труп у его ног.
Я обернулся. Джин опять была у меня за спиной. На сей раз она вооружилась кухонным топориком. Сестра проскользнула мимо меня.
Я не большой поклонник кровавых зрелищ. По мере сил я стараюсь их избегать. Отступив на шаг, я смотрел, как топорик по блестящей дуге обрушивается на шею Питера. Пришлось закрыть глаза.
Неприятные звуки. Хлюпанье. Клекот. Стук упавшего тела.
— Оставь меня в покое! — всхлипнула Джин.
Я открыл глаза. Крыльцо было изгажено, а второе тело Питера валялось поверх первого.
— Надо сказать это прежде, чем убьешь его, — мягко произнес я. — Резервные записи делают не так часто. Ты должна поговорить с ним. Пусть до него дойдет. Дай ему минуту-другую. Иначе он так и будет приходить.
Джин тряхнула головой.
— Трупы. Он может увидеть трупы.
Тут она была права. Он мог увидеть трупы.
Я вздохнул.
— Хочешь поговорить? Я тебя выслушаю. Это моя работа.
— Я не твой клиент! — насмешливо отрезала она, — И не какой-то там приживала. Я актриса.
— Ты актриса массовки! — рявкнул я. — Украшение витрины!
Я перевел дыхание. Сейчас было не самое удачное время для этого спора. Каждому из нас давалось несколько вариантов выбора после воскрешения. И, как правило, нам не нравилось то, что выбирал другой. Никогда не нравилось.
— Мне надо кое-что сделать. Дай знать, если захочешь поговорить. О чем угодно.
Я вернулся на кушетку и снова запустил «Летающую монашку», пытаясь представить, что заставило группу совершеннолетних людей сотворить нечто подобное. Это было непросто. Иногда мне даже хотелось, чтобы мои клиенты были более невротичными.