— Мать-то видел? — не выдержал все-таки.
— Видел.
— Жаловалась, а? Вот скажи, Вовчик, жаловалась, а?
— Нет. Сказала, что скоро придет и покормит нас.
— Да, лето жаркое, — чтобы спрятать настырность, сказал Павел Иванович. — Вот здесь и спасаюсь, — и Павел Иванович взмахнул руками, как бы пытаясь охватить весь сарай. — Тут все ж попрохладней выходит. Какое лето! Второе кряду. Читал ли, какие у нас в то лето пожары были? Месяц гарью тянуло. Так и не жаловалась?
— Нет, — покачал головой сын.
Врет поди, уж не могла она не пожаловаться, не такой это человек, Евдокия Андреевна, хороший человек, спору нет, все для семьи да для семьи, но чтоб не пожаловаться, такой затычки для нее нет. Совсем, что ли, голову от радости потеряла?
— И про часы не говорила? — вконец удивился Павел Иванович.
— Про часы говорила.
— Ну то-то. А я испугался было, не случилось ли чего с твоей матерью. Совсем не узнал. Так, и что она говорила?
— А что они деревянные.
— Ну?
— А они и верно деревянные?
— Ну!
— Вовсе без металлических частей?
— Ну…
— И как же они работают?
— А так и работают. Мы вот тоже без металлических частей, и ничего, и работаем. Да денежку еще требуем, чтоб кашку кушать. Уговорил? — Павел Иванович начал уже сердиться на Евдокию Андреевну, что она, как водится, лишнее вякает, вот же не трогают человека, а все вякает.
— И когда же ты кончишь?
— А хоть бы и кончил, — ответил Павел Иванович. — Кто папаше твоему указка?
— Так покажи, — попросил сын.
Хитер больно, так ему все и покажи. А ну как не поймет, ведь же смеяться станет. Ну, может, смеяться не осмелится, а вот усмешечку эдак проглотит.
— Сегодня, понимаешь ты, Вовчик, — ласково сказал Павел Иванович, — сегодня, дело какое, сегодня никак нельзя. Завтра — вот это точно. Завтра я тебе обещаю.
— А почему завтра? — удивился сын. — За день-то, я так понимаю, ничего не сделаешь.
— А потому что завтра свадьба, — тихо сказал Павел Иванович и для верности приложил указательный палец к губам. — Но ты уж никому. Договорились? — И Павел Иванович выглянул из сарая, чтоб наверняка убедиться, что никакой случайный прохожий не услышит его и, следовательно, не разгласит его тайну. — Кости Михалева дочь замуж выходит.
— И что же ты — разрешишь ей посмотреть часы? Это как подарок?
— Зачем же так — посмотреть? Я ей подарю вещицу эту.
— Как подаришь?
— А как все дарят. Насовсем.
— Да ведь пять лет делал.
— Ты совсем как мать: «пять лет делал», — рассердился Павел Иванович. — А как дарить: «На тебе, убоже, что нам негоже»? Девка уж больно хорошая. Да сам увидишь. Да и Костя друг настоящий. А вон, глянь, и мать торопится. Ведь на полчаса раньше часовню свою закрыла. Ведь же людишко пойдет — а где она? Но ты, Вовчик, ни-ни, — снова попросил Павел Иванович. — Я уж тебя так — ну и ты того. Матери же — особенно.