Пейдж теперь уже утратил способность удивляться и только судорожно смял желтый листок.
— Знать бы, что у них на уме!
Ни в выражении лица мисс Моффат, ни в ее словах не было ничего утешительного. Она коротко сказала:
— Мы это скоро узнаем.
Он ничего не ответил, и она вышла.
Оставшись один, Генри рассеянно поднял глаза и, нахмурившись, уставился на висевший перед ним дагерротип, на котором был изображен основатель «Северного света» — его прапрадед Дэниэл Пейдж. Старик, одетый в черное, сидел в напряженной позе, заложив одну руку за лацкан сюртука и указательным пальцем другой подпирая лоб. Охваченному тревогой Генри показалось, что это серьезное властное лицо вдруг помрачнело. Он быстро схватил шляпу и вышел из кабинета.
Самолет приземлился минута в минуту по расписанию — в двенадцать сорок пять по часам Смита, полученным в подарок от А.М.Х.[6], которые шли у него с точностью до секунды.
— Возьмите чемоданы, — сказал он носильщику. — Для нас заказана машина. На имя мистера Гарольда Смита.
Перелет был очень легкий. Глубоко вдохнув пронизанный свежестью воздух, Смит почувствовал, что рад снова побывать в Тайнкасле. Перед ним остановился красивый черный «даймлер». За рулем сидел шофер в форме. Чемоданы были уложены в багажник, Смит дал носильщику полфунта, записал эту сумму в свою приходо-расходную книжку и вместе с Леонардом Наем сел в машину.
— Давненько не был я здесь, — сказал он, когда машина тронулась. — Вот уже пятнадцать лет.
Най зажигал новую сигарету — у него была привычка курить не переставая, что, разумеется, не могло нравиться Смиту. Наконец он ответил:
— Им следовало бы встретить вас с городским оркестром.
Смит слегка нахмурился. Хотя Най при желании умел нравиться, у него был слишком злой язык, и Смит предпочел бы для данного дела какого-нибудь другого партнера. Однако Смит подавил обиду. Он был крупного сложения — хотя довольно рыхлый — и на этом основании считал себя человеком широких взглядов. «Мой девиз, — любил он повторять, — „Ищи в людях хорошее и будь со всеми в наилучших отношениях“». Кроме того, сегодня у него были все основания не жаловаться на жизнь. Они проезжали по Харкорт-стрит, но он не сказал, что в полумиле отсюда стоит убогий домишко, в котором его мать, овдовевшая, когда ему не было еще и восьми лет, боролась с нуждой и приносила множество жертв, чтобы он мог окончить бухгалтерские курсы. И вот он едет — чуть ли не через этот бедный квартал — навстречу тому, что станет поворотным пунктом его карьеры.
Когда город остался позади, он наклонился и взял переговорную трубку.