Женщина втиснулась между нами, и я уловил аромат «Шанели». Она щелкнула мышкой, и на стекле появилась красная точка, в пятистах миллиметрах от левого края и семистах миллиметрах сверху.
– Каков точный рост вашего президента? – спросил Хенкин.
Женщина снова щелкнула мышкой, и на экране появилась стоящая за подиумом фигура, но не президента Франции, а его дублера, предположительно такого же роста и веса. Возможно, полицейский или телохранитель.
Красная точка находилась на шесть дюймов левее горла.
– Видите? – спросил Хенкин. – Я знал. Он бы промахнулся. Левее и немного ниже.
Русский поднялся на ноги, стряхнул пыль со своих безупречных брюк и, подойдя к перилам балкона, посмотрел в сторону Дома инвалидов через серые крыши парижских домов. К нему присоединился Беннетт, встав справа, плечом к плечу; я оказался с другой стороны. Я видел бульвар Распай, широкие улицы, машины и людей, ровные ряды подстриженных деревьев, открытые зеленые пространства, тихие здания цвета меда, украшенные черным декоративным литьем, крытые шифером крыши и поникшие флаги, а также размытые белые очертания старой больницы и далеко за ней верхушку Эйфелевой башни.
Затем произошли сразу три вещи – в четком предопределенном ритме; так тикают старые часы, один, и два, и три. Сначала – крошечная вспышка где-то очень далеко, затем – порыв ветра, заставивший взметнуться флаги, и, наконец, – голова Хенкина, разлетающаяся на части прямо рядом с моим плечом.
Я оказался на полу балкона еще до того, как упало мертвое тело Хенкина. Его пробитая голова оставила красно-серые полосы на плече моей куртки, и я помню, как успел подумать: «Проклятье, она же совсем новая», а потом рядом появился Беннетт. Однако в следующую секунду он исчез, как и положено хорошему оперативнику. В Англии есть поговорка: «Не хочешь недоразумений, не называй имен». Лучше вообще не присутствовать в отчете.
Женщина с лэптопом скорее стонала, чем кричала, и на коленях пыталась поскорее отползти в столовую. Старый полицейский в синей форме застыл на месте, и верхняя половина его тела оставалась незащищенной. Я подумал, что в этом нет ничего страшного, потому что стрелок не станет задерживаться, чтобы сделать еще один выстрел. Только не в центре Парижа. Я приподнялся на коленях и заглянул за перила, пытаясь зафиксировать место, где возникла вспышка. Закрыв глаза, я снова ее увидел, чуть левее старой больницы, дальше, в окне верхнего этажа, шестью этажами выше.