— Но, Филип, какую команду мы бы могли составить. — Тиффани придвинулась к нему ближе, положив ладонь на его руку и глядя томным фиалковым взором в его глаза. — Пожалуйста, сделай это для меня… ради того, чем мы когда-то были друг для друга, ради наших будущих возможных отношений.
— Какого рода отношения ты имеешь в виду?
Вот именно! В этот миг Тиффани была в таком отчаянии, что чувствовала себя способной на все, готовой быть всем для любого и каждого. Но даже если и так — есть же границы. Когда она наклонилась к нему, ее единственная мысль была о том, чтобы продолжать блефовать и хотя бы так добиться его поддержки.
— Это зависит оттого, какие чувства ты сохранил ко мне после нашей последней встречи, — мягко произнесла она. — Боюсь, что я, возможно,>: была несколько жестока.
Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но Филип отбросил ее с яростью и отвращением.
— Это судьба была жестока! И больше никогда не дотрагивайся до меня, сестренка!
Тиффани побледнела.
— Кто тебе сказал?
— Дани Стейн перед тем как бросить меня в пустыне. — Филип мрачно усмехнулся. — Не беспокойся, я не собираюсь задавать никаких вопросов о Дани, потому что не хочу знать ответов. Все, что я хочу услышать, почему ты не позволила мне узнать все вовремя?
— Твой отец хотел защитить тебя от правды, а я любила тебя так сильно, что стремилась оградить от тех страданий, что испытывала сама.
— Черта с два! Единственное правдивое утверждение, которое я от тебя когда-либо слышал — что тебе нужна была «Брайт Даймондс», а не я! Ты держала меня в неведении, чтоб я тебе больше не докучал — я был тебе бесполезен. А теперь я снова стал полезен, поэтому ты изменила тактику?
— Все было совсем не так! Господи, я не могу говорить об этом. Разве ты не понимаешь — ничего этого не было! Ты и я — не в родстве.
— Идем со мной.
Филип схватил Тиффани за руки, потащил ее по коридору в другую часть дома и распахнул дверь.
— Вот спальня нашей матери. Это та самая постель, на которой она спала. По всей вероятности, на этой постели мы с тобой и были зачаты, правда, от разных отцов, хотя, — Филип угрюмо усмехнулся, — и в этом мы не можем быть уверены.
Он все еще сжимал ее запястья, когда Тиффани пыталась вырваться и отводила глаза от постели. Она дрожала, потому что после его хватки ушибы на руках болели еще сильней.
— Посмотри на постель, Тиффани! Взгляни в лицо правде — у тебя есть мужество, и ты должна это сделать! Я помню, как зачарована была ты своей таинственной матерью — не хочешь о ней услышать?
— Нет. — Ее губы были странно неподвижны, и ей стоило огромных усилий даже прошептать одно слово.