– Он еще не выдрессирован, – запыхавшись, пояснила она.
Генри – кокер, причем такой крупный, что его часто путают со спаниелем побольше – спрингером. Питомец Ханны – черный с белыми пятнами, у него хитрые рыжие глаза. Они рыжеют еще больше, когда Генри исподтишка нападает на уток или стрелой мчит к прохожему, несущему тушку цыпленка.
– Ты справишься, – заверила Ханна. – Мужчин он любит.
В доказательство пес немедленно проявил любовь к мужчине – к бродяге, живущему в миле от Ист-Мендлхема, в лесочке у излучины реки.
– Генри! – кричала Ханна. – Вернись! Нет! Оставь человека в покое!
Они с Ди заметно нервничали, а я с интересом ждал, что будет дальше. Бродяга вылез из-под брезентового укрытия – разузнать, откуда шум-гам. На хищном обветренном лице читалось откровенное изумление – и никаких признаков испуга. Обычно на чужую приставучую собаку – да еще посреди чиста поля – люди реагируют по-другому.
В Ист-Мендлхеме встречаются порой колоритные персонажи. Мое любопытство, например, долгое время будоражил мужчина в спецодежде и с прической Дэвида Кросби: он целыми днями читал возле городского озера французские романы девятнадцатого века. А чего стоил старичок в яркой, утыканной значками спортивной куртке, который по утрам кричал на уток: «А ну летите сюда, чертовки! Шевелите булками!» Он наверняка вызывал симпатию у тех, кто любит крепкие выражения и не пробует сочинять рядом с ним статью. Однако, какая бы страшная беда с вами ни произошла, как бы ни подвела вас удача, решение обосноваться посреди чиста поля – это настоящее бунтарство.
Я не хотел подходить ближе и отвлекать бродягу от дел – а дела у того явно имелись, – зато во все глаза разглядывал его пожитки. Что за бумаги сложены у костра? Древние брошюры, где собрана мудрость предыдущих поколений бродяг? Личный дневник странствий? Хотя… Больше похоже на последние выпуски мужского журнала «Джи-Кью». Что этот человек ест? Какими мыслями заполняет дни? Когда он после долгого молчания вынужден говорить с другими людьми, не удивляет ли его собственный голос? Генри побежал назад к нам, и Ханна с Ди облегченно вздохнули. Я же с радостным предвкушением представил наше с Генри совместное будущее: сколько еще чудаков встретим мы в английской глуши!
На обратном пути я забрал у Ханны поводок. Генри был мельче Ноустера, но до чего силен! На обочине лежали полуистлевшие останки какого-то крупного зверя, сбитого машиной. Генри решил, что ему срочно надо в них вываляться; удержать его я не смог. Столь тесное общение животного с усопшим собратом было для меня в новинку. Мои коты, конечно, убивали грызунов, однако, попинав жертву туда-сюда, быстро теряли к ней интерес. Иногда они аккуратно разделывали добычу и приносили мне под дверь спальни селезенку – словно дети, оставляющие отцу недоеденные хлебные корочки. Однако коты никогда не использовали мышиные внутренности в качестве подушки.