— Будем садиться, Афоня?
Он двумя затяжками докурил папиросу, щелчком бросил окурок в канаву, перетянул туже кушак.
— Поехала бабушка к венцу! — весело прокричал он, взял стремя, вскочил в седло. Я сел без стремени.
Перед нами стлалась гладь полированного немецкого шоссе. Его убийственная прямота была убедительна, как сверкающий палаш. По сторонам за канавами лежало пустынное зелено-желтое поле, пересеченное слева до канавы плетнем, и только вдали, за четыре версты по дороге, темнел фольварк, бросивший в небо острую иглу, флагштока.
Мы разобрали поводья.
— Докуда ехать будем? — Афонька повернул ко мне победное лицо.
— До плетня доедем шагом, а от него до фольварка скакать… Идет?
— Поехали, — сказал он вдруг серьезно. — Держись, Пашка.
Мы тронули коней и шагом доехали до плетня.
— Я сосчитаю до трех, Афоня, — сказал я, останавливая лошадь и задрожав, — тогда…
— Считай, — тихо ответил Нагой.
Я медленно стал считать, подавая вперед весь корпус, и почувствовал, как заволновалась Колхида.
— Раз… Два… Три…
Дикий, пронзительный крик Афоньки оглушил меня.
Я увидел, как сбоку поднялась темная масса и на секунду застыла в воздухе.
Испуганный криком, горячий и необыкновенно нервный, Фараон прыгнул вперед и сделал «свечку». Затем все исчезло.
Колхида неслась, словно отделившись от земли, неслышно касаясь ее ногами.
Всем телом отдаваясь бешеной инерции скачки, я перестал видеть и слышать. Колени застыли в судорожном обхвате. На секунды все внимание ушло на то, чтобы не отстать телом от неуловимых движений Колхиды. Внизу, почти у самых глаз, вызывая головокружение, со стремительной быстротой, с быстротой смерча, неслась назад белая лента шоссе.
Около никого не было.
Равномерно с увеличивающейся силой свистел в уши ветер, и трепетала под щекой атласная кожа на шее Колхиды. Должно быть прошли лишь секунды, а казалось, я несусь вперед целые часы, слившись с телом лошади в одну массу.
Я не смел оглянуться. Сладкая дрожь восторга уверенности лихорадочно била тело, туманила голову.
…Внезапно неровный скок сзади тихо, настойчиво вошел в уши:
«Афонька… Справился с конем…»
Пространство таяло. Но скок сзади нарастал и, сразу надвинувшись, почувствовался спиной болезненно-остро. Тогда, в ритм движений Колхиды, я стал набирать и отдавать повод. Неуловимые кошачьи движения Колхиды участились. Буйно свистел ветер, не освежая, а заволакивая легкой серой пеленой сознание…
Вдруг справа неожиданно и страшно, наравне с моим стременем, выплыла вытянутая голова Фараона. На миг я увидел прижатые к голове уши, полуоскаленные зубы с закушенным мундштуком.