Тихон глянул в бойницу: посреди поля, на проволоке висели трупы. Нынче ночью охотники вышли, чтобы разрезать проволоку, были найдены неприятельскими прожекторами и расстреляны из пулеметов.
Тихон отвернулся. Шутка ему не понравилась.
Тихон и сам был шутником, но в другом роде — в добродушном. У него была репутация ротного балагура. В каждой роте есть свой лучший танцор, лучший гармонист и лучший шутник. В окопах веселятся, как всюду. Лицо с крошечным носом и высоко поднятыми бровями содержало в себе что-то забавное. Всегда на нем была гримаса веселого удивления. Тихон умел талантливо представлять из себя дурачка. Когда он только пришел в полк, его и в самом деле считали дурачком. Но уже скоро, во время ротных занятий по штыковому бою, товарищи раскусили, что Тихон человек не очень простой.
Эти занятия происходили на плацу. Там стояли чучела, грубо воспроизводившие очертания человеческого тела. Фельдфебель Негреев вызвал Тихона:
— Смотри, Великанов, это есть твой враг. Ты должен его заколоть. Вот таким манером.
Негреев вскинул винтовку, кровожадно выкатил глаза и, сделав три чистых балетных выпада, всадил штык в чучело. Посыпались опилки. Прием длился несколько минут.
Тиша оказал:
— А враг согласится ждать, покуда я его убью? Уговор есть?
В рядах заулыбались.
Негреев крикнул:
— Не рассуждай. Коли!
Тиша кольнул.
— Сердись больше! Помни», что перед тобой твой враг. Сердись!
Фельдфебель отошел к другим солдатам.
Оставшись наедине с чучелом, Тиша взялся за дело добросовестно. Он бил чучело по соломенному пузу, колол его, рвал руками, дубасил прикладом.
Рота хохотала.
Когда фельдфебель вернулся к Тихону, на земле лежала кучка деревянного хлама и опилок — все, что осталось от прибора для обучения штыковому бою.
Тихон с достоинством доложил:
— Господин фельдфебель. Убил врага. Не встанет.
Он получил за это два наряда не в очередь и репутацию хитрейшего мужика во всей роте.
Соседом Тихона, который так дурно сострил об удобрении, был вольноопределяющийся Георгий Соломонов, огромный, красивый детина, первый силач полка. Непонятно, что связывало двух столь разных людей. Только в окопах завязывались такие необыкновенные дружбы. Соломонов кончил два факультета — философский в Лейпциге и юридический — в Одессе. Жадность этого человека к наукам, схватчивость его ума, редкостное трудолюбие заставляли ждать от него больших дел. Все в нем было крупным. Он не успел сдать государственные экзамены, когда его призвали на войну.
Образование давало Соломонову право стать офицером. Но как еврею ему было это недоступно. Это уязвляло его гордость. Он стал совершать чудеса храбрости, надеясь таким образом заслужить чин. Слава о его подвигах дошла до штаба армии. Его наградили двумя крестами и дали ему нашивки ефрейтора. Большего он не достиг. Он озлобился. Он впал в мрачное безразличие и целые дни писал письма к жене, которую обожал.