— Господин полковник говорит, — перевел Ступин, — что он долго жил в России, знает русские обычаи и просит господ солдат разделить с ним трапезу.
Полковник явно издевался над нами. Поблагодарив его, мы сказали, что сыты, не хотим, а лучше посидим так. Но не сдавался и полковник. Посоветовавшись, мы с неохотой направились к столу. Но, прежде чем сесть, нам предложили вымыть руки.
На кухне блиндажа мы остались одни с денщиком. Ступин спросил его, когда они сделают революцию.
— Ой, геноссе, геноссе… Ленин… большевик… — озираясь по сторонам, залопотал денщик.
Я решил, что настало время действовать, и без долгих слов вынул из кармана сахар, банку консервов, пачку газет и писем к немецким солдатам и сунул все это денщику. Тот вытаращил глаза.
Ступин по-немецки сказал:
— Бери, бери, это газеты, которые издает геноссе Ленин. Только не жги, а солдатам передай…
Денщик схватил подарки и газеты, проворно сунул их под матрац.
После этого мы сразу почувствовали себя гораздо увереннее.
Офицеры поднялись и чинно усадили нас за стол.
Угощая нас, полковник на ломаном русском языке сказал:
— О, этот русски обычай… Три раза приглашал к столу, и на четвертый садится… Кароший русский обычай, кароший…
Ступин объяснил полковнику цель нашего прихода и сообщил о нашем желании обмениваться газетами.
Полковник, внимательно выслушав Ступина, потряс головой и что-то долго и горячо доказывал ему на немецком языке. Я попросил Ступина перевести ответ.
— Полковник говорит, что не видит в этом никакой необходимости. Солдаты полка не знают русского языка, а брать газеты для того, чтобы употреблять их на хозяйские нужды, он считает обидным для русских газет. Он любит Россию, куда собирается приехать сразу же после окончания войны…
Этого еще не хватало! У нас от своих благородий не продохнуть. Уж мы как-нибудь одни проживем.
Стало ясно, что дальнейшие разговоры о газетах бесполезны. Пришлось подписать договор о перемирии без пункта об обмене газетами.
Простившись с нами, полковник пожелал нам счастливого пути и вышел из землянки. Сопровождавший нас офицер, укрепив свой монокль, снова подал нам черные платки.
— Чего вы так долго?.. А мы было хотели вылазку делать… — спрашивали нас, когда мы очутились в своих окопах…
Но нам было не до разговоров. Мы спешили в полковой комитет, чтобы доложить о нашем путешествии по окопам врага.