Он молчал, делая вид, что это не касается его.
Три года продолжалась их связь, и он хорошо знал ее, но порой она казалась старше, опытнее его, и он чувствовал едва заметную настороженность по ее чересчур внимательному взгляду в упор; по тому, как иногда звонила вечером из геологического управления, робко объясняя усталым голосом, что задержится сегодня и нет смысла приходить ему, только не нужно обижаться; по тому, как, идя с ним по улице, она задерживала глаза на лицах детей, мальчиков — и он видел, как размягчалось, становилось беззащитно-нежным ее лицо.
Однажды он спросил ее:
— Что с тобой, Нина?
— Ты действительно меня любишь? Ты никого не сможешь так, как меня?
— Я люблю тебя. Я не представляю, что бы со мной было, если бы я не встретил тебя тогда. Я прихожу к тебе и забываю все.
— И только-то, Сережа?
— Нина, мне даже приятно, когда ты молчишь. Наверное, такое бывает… к жене.
— И ты ни разу не сомневался, Сережа?
— В чем?
— Ну, в том, что я нужна тебе? Именно я…
— Ты спрашиваешь это?
Поднявшись на тахте, чуть наклонясь вбок, подобрав ноги, она пальцем кругообразно водила по стеклу звонко стучащего на тумбочке будильника. И наконец сказала полусонным голосом:
— Как-то не так у нас, Сережа.
— Что же не так? — спросил он.
— Пойми меня только правильно, я никогда не говорила об этом, — заговорила она с неуверенностью. — Нам нужно что-то делать, Сережа, что-то решать окончательно. Меня иногда унижает… вот это… то, что между нами три года уже. Я сама себе кажусь седьмым днем недели. Я хочу, чтобы ты понял меня… Я устала жить как на перекрестке, Сережа.
Он понял, о чем говорила она, и понял, что никогда серьезно не задумывался над этим. Он привык к тем отношениям, которые сложились между ними за эти годы. Нина сказала:
— Сережа, я начинаю думать, что тебе просто так удобно: приходить ко мне, когда тебе нужно.
— Ты не хочешь меня понять…
— А я уже так не могу.
В то раннее мартовское утро, когда он провожал Нину в экспедицию, когда она сказала, что ненавидит последние минуты на вокзале, Сергей возвращался с чувством внезапной и мучительной пустоты, он сознавал: все, что было связано с Ниной, должно быть решено им, а не ею.
Сергей вошел в вестибюль метро, постоял в очереди у кассы.
Впереди тоненькая, с выгоревшими волосами девушка звенела мелочью на вытянутой ладошке, и паренек в тенниске отсчитывал, застенчиво перебирал на ее ладошке деньги, отсчитал и протянул в кассу:
— Два билета, пожалуйста.
Лето в полную силу чувствовалось и под землей: рокот эскалатора, летящий сквозняк, пестрые платья, белые брюки, спортивные майки, молодые лица и руки, кофейно покрытые загаром, — все напоминало о золотистом песке дачных пляжей, о водной станции, накаленной солнцем, о взмахах весел, прохладном дуновении свежести по реке.