– Очень.
– Никогда, – отрезала я и резко повесила трубку, отчего в ней что-то звякнуло.
Я на минуту задумалась, отправит ли Ирвин чек в больницу после такого завершения разговора, но потом подумала: «Конечно отправит. Он же профессор математики, и ему не захочется, чтобы что-то не сошлось».
У меня вдруг подкосились ноги, но вместе с тем я ощутила облегчение. Голос Ирвина ничего для меня не значил.
Это был первый раз, когда я разговаривала с ним после нашей единственной встречи, и я не без оснований надеялась, что он окажется последним. У Ирвина не было абсолютно никакой возможности связаться со мной, разве что отправиться на квартиру к медсестре Кеннеди, но после смерти Джоан та переехала и исчезла без следа. Я была совершенно свободна.
Родители Джоан пригласили меня на похороны. По словам миссис Джиллинг, я была одной из лучших подруг ее дочери.
– Знаешь, тебе необязательно туда идти, – сказала мне доктор Нолан. – Ты всегда можешь ей написать, что я посоветовала тебе этого не делать.
– Я пойду, – ответила я и пошла, и в течение всей скромной погребальной церемонии ломала голову над тем, с чем же я прощалась.
Стоявший у алтаря гроб едва виднелся из-под осыпавших его белоснежных цветов – черная тень того, чего уже нет. Лица сидевших на церковных скамьях людей казались восковыми в сиянии свечей, а венки из сосновых веток, оставшиеся от Рождества, наполняли холодный воздух поминальным ароматом.
Рядом со мной, словно спелые яблоки, розовели щеки Джоди, а в небольшой группе собравшихся в церкви я заметила лица девушек из колледжа и из моего родного города, знавших Джоан. В переднем ряду сидели, склонив покрытые траурными платками головы, Диди и медсестра Кеннеди.
Чуть дальше, за гробом, цветами, лицами священника и скорбящих, я заметила пологие лужайки нашего городского кладбища, теперь засыпанного толстым слоем снега, из которого, словно потухшие трубы, торчали надгробные памятники.
Там ждал черный провал могилы глубиной почти в два метра, вырубленный в промерзлой земле. Та тень сойдется с этой, и особая, желтоватая земля наших мест залечит нанесенную белизне рану, а еще один снегопад подравняет и сгладит края свежевырытой могилы Джоан.
Я сделала глубокий вдох и прислушалась к знакомому, радостному биению сердца.
Я есть, я есть, я есть.
Врачи проводили свой еженедельный консилиум – старые дела, новые дела, приемы, выписки и собеседования. Бездумно листая потрепанный номер «Нэшнл джиографик» в библиотеке клиники, я ждала своей очереди.
Больные в сопровождении сестер обходили плотно заставленные книгами полки и тихонько переговаривались с библиотекаршей, которая сама лечилась в клинике. Глядя на нее – близорукую, безликую, серую, как старая дева, – я думала, как она могла знать, что поправилась и, в отличие от посетителей, находится в добром здравии.