Я сказала маме, что у меня страшно разболелась голова, и отправилась спать. Через час дверь тихонько отворилась, и мама крадучись вошла в комнату. Я слышала шелест одежды, когда она раздевалась. Потом она легла в постель. Чуть позже ее дыхание сделалось тихим и размеренным.
В тусклом свете фонаря, просачивавшемся сквозь задернутые шторы, я видела у нее на голове прихваченные шпильками бигуди, поблескивающие, как ряд маленьких штыков.
Я решила отложить роман до тех пор, пока не отправлюсь в Европу и не заведу возлюбленного, а также дала себе слово не выучить ни одного значка стенографии. Если я никогда не научусь стенографии, мне никогда не придется ею пользоваться.
Я решила, что за лето прочту «Поминки по Финнегану» и напишу по нему дипломную работу. Тогда я окажусь намного впереди всех, когда в конце сентября начнутся занятия в колледже, и смогу провести последний курс в свое удовольствие, вместо того чтобы вкалывать, без макияжа, со свисающими спутанными волосами, и питаться кофе с амфетамином, как поступает большинство старшекурсников, пока не защитят диплом.
Потом я подумала: а может, мне взять академический отпуск и поучиться гончарному мастерству?
Или каким-то образом попасть в Германию, поработать там официанткой, пока я не сделаюсь билингом?
Потом планы начали проноситься у меня в голове, как семейство глупых кроликов. Годы моей жизни представились мне в виде стоящих вдоль дороги телефонных столбов, соединенных проводами. Я насчитала один, два, три… всего девятнадцать столбов, после чего перепутанные провода исчезли где-то вдали, и, как я ни пыталась, за девятнадцатым не смогла разглядеть ни одного столба.
Комната озарилась синеватым светом, и я удивилась, куда же исчезла ночь. Мама из какого-то расплывчатого бревна превратилась в мирно дремлющую женщину средних лет с приоткрытым ртом, из которого вырывался негромкий храп. Эти поросячьи звуки раздражали меня, и на миг мне показалось, что единственный способ прекратить их – это жать руками трубку из кожи и сухожилий, а потом резко повернуть ее, заставив замолчать.
Я притворялась спящей, пока мама не уехала в школу, но даже веки не могли оградить меня от света. Они, словно рана, нависали перед глазами кроваво-красным саваном с тонкими прожилками сосудов. Я забилась между матрасом и обивкой кровати и набросила на себя тяжелый, словно надгробный камень, матрас. Под ним было темно и покойно, но матрас весил недостаточно. Чтобы заснуть, мне надо было навалить на себя еще тонн десять.
бег реки мимо Адама и Евы от изгиба берега к впадине залива проносит нас своим круговоротом мимо деревенского поселения назад к замку Хоут и его окрестностям