Оливия сделала реверанс, и когда выпрямлялась, он подал ей руку, и ее глаза встретили острый, пытливый взгляд.
— Добро пожаловать, сэр. Но разве твой отец не должен был приехать? Он, что — не здоров? — Ее голос слегка дрожал.
— Я — Лоуренс Миддлвей. И представляю здесь род Миддлвеев. Разве этого не достаточно?
Она отняла свою руку и отошла в сторону. Хотя сердце уже не колотилось так отчаянно, она почувствовала, что руки и ноги словно отнялись. Сэр Лоуренс не упомянул об их встрече в монастыре, и Оливия гадала, нужно ли сохранить это в секрете от остальных. Ей хотелось, чтобы никто не узнал, при каких обстоятельствах они встретились.
Но ведь это смешно, подумала она. Неопытность в общении с мужчинами, конечно, ставила ее в уязвимое положение, однако нельзя же так бурно реагировать на любого гостя, появившегося в доме. Но этот взгляд был слишком уж проницательным, тело — слишком самонадеянным и грациозным, руки — слишком сильными и властными. И опять ее охватило то чувство родства с дикой птицей, которую сокольничий подманивает на свое запястье. Пока он здесь, не стоит попадаться ему на глаза. Разумеется, вечером она проявит должную учтивость, но после этого придумает себе какое-нибудь важное, неотложное дело. Жаль, что здесь нет ее вышивания. Вот было бы идеальное противоядие от этого человека.
Кэтрин показала себя прекрасной хозяйкой и организовала великолепный ужин, хотя ее и не предупредили заранее, да и слуг было недостаточно. Все прошло на удивление гладко. Оливия надеялась избежать участия в общей беседе, однако ей это не удалось. Сэр Лоуренс то и дело пытался вовлечь ее в разговор. Когда он наклонялся к ней, его близость беспокоила Оливию, и аппетит, обычно вполне здоровый, куда-то пропал.
— Мадмуазель, ты совсем не ешь?
— Нет, сэр. Я больше нуждаюсь в покое, чем в пище. У меня сегодня был такой трудный день.
— Да, мне это известно. — Его серые глаза уловили вопрос в ее взгляде.
— И ты совсем не удивился, увидев меня здесь?
— Я ни в малой степени не удивлен. — Его губы дрогнули, и Оливия вдруг разозлилась на то, что он явно забавлялся возможностью поговорить о смущавших ее обстоятельствах их первой встречи.
— Ты ничего не знаешь, сэр, уверяю тебя, — отпарировала она таким ледяным тоном, на который только была способна.
Его лицо было совсем близко, но она не собиралась отодвигаться и тем самым показать ему свою слабость. Знает ли он о ее тайном посещении стригалей? Может, догадался по клочку шерсти, запутавшемуся в ее волосах? Пытаясь найти слова, которые смогут положить конец опасной теме, она постоянно чувствовала на себе его взгляд. Наконец, повернувшись к нему, Оливия с самым невинным выражением и самой сладкой улыбкой, на которые была способна, произнесла: