— Как овцу? О нет, Оливия, ты ошибаешься! Мы с Негром не гоняем овец. Мы иногда охотимся на ланей, но уверяю тебя, что вчера у нас была соколиная охота! И я никогда не позволяю своим самым ценным птицам улетать слишком далеко, особенно когда они еще молодые и…
Тут Оливия не выдержала. Природное чувство юмора оказалось сильнее, чем жалость к самой себе, и она засмеялась, нежно прижав его руку к своей щеке.
— Все, не говори больше ни слова, а то мне придется тебе поверить!
Она отошла к окну и посмотрела на залитый солнцем сад.
— Лоуренс, ты хочешь оставить меня жить здесь некоторое время?
— Нет, моя маленькая птичка. Но мне необходимо кое-что предпринять. И я все еще жду, чтобы ты дала мне честное слово, что не попытаешься убежать.
Она была рада, что стояла спиной к нему, потому что не смогла сразу дать нужный ответ. Было очевидно, что для его спокойствия необходимо это обещание, хотя она и не понимала зачем. Ведь обстоятельства были таковы, что ей не было никакого смысла возвращаться, если только не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего.
— Обещаю тебе, что не стану убегать, — твердо сказала Оливия, глядя на стены собора, видневшиеся за деревьями. Потом повернулась к нему лицом. — Это было бы неучтиво по отношению к Элизабет.
Оставшись одна в отведенной для нее комнате, Оливия огляделась вокруг. Это была уютная комната, стены покрывали гобелены прекрасной работы, на которых были изображены крестьяне, ставившие силки на кроликов и спускавшие застывших в прыжке собак на оленей, а также дамы в богато украшенных платьях и открытых с боков жакетах с вышитыми на груди эмблемами, которые с кокетливым обожанием взирали на своих кавалеров. Оливия невольно улыбнулась. Ее взгляд перешел на деревянные панели, украшенные богатой резьбой и яркими рисунками, от которых комната казалась веселой и нарядной, на широкую кровать, покрытую белым покрывалом с шитой золотом каймой, на отполированное стальное зеркало, висевшее на стене. Да, это не шло ни в какое сравнение с ее отчим домом. В комнате было несколько стульев и кресел, а также стол резного дуба, на котором стояла чаша с высушенными цветами, лепестками и листьями.
Оливия наклонилась над ней и с удовольствием вдохнула чудесный запах роз с примесью каких-то специальных трав. Лаванда, определила она, и немного кориандра. Ей припомнился столь любимый ею монастырский огород, где она впервые увидела высокого темноволосого гостя матери-настоятельницы, с усмешкой глядевшего на нее. Ее глаза закрылись сами собой, и она, как уже много раз за сегодняшний день, вновь ощутила такую волнующую тяжесть его тела и почувствовала его поцелуи под раскаты грома и шум дождя.