– Тебя несёт не туда, дорогая, – предупреждающе перебила Северга, ощущая, как нутро сжимается и каменеет. – Остановись.
Но Темань как будто не слышала. Подрагивая тонкими ноздрями и барабаня холеными коготками по деревянному подлокотнику, она продолжала гнуть своё:
– Ты говоришь, что твоё сердце никогда не будет принадлежать женщине, потому что ты оставляешь его с ней. То есть, получается, что твоя главная женщина – она! Послушай, это противоестественно! Я всё понимаю, конечно... У вас тут свободные нравы, но мне, родившейся в Западной Челмерии, трудно это принять. Пример Владычицы Дамрад разрешает и узаконивает такие отношения, но всё-таки не во всём следует подражать правителям.
Ярость ледяными осколками вонзились в душу Северги, посылая приказ клыкам скалиться, впиваться в горло и драть плоть. Хрустальная чарка лопнула в её неистово стиснувшейся ладони, и ковёр запятнала кровавая капель, но боли навья даже не ощутила. Темань испуганно уставилась на порез.
– Ой... Ты поранилась...
А в следующий миг окровавленная рука навьи с удлинившимися когтями вцепилась ей в волосы и заставила подняться из кресла.
– Ай, пусти! Ты делаешь мне больно! – закричала подруга.
– А что делаешь ты?! – обдал её тугой волной гнева рык Северги – низкий, хриплый, звериный. Несколько вдохов, и навья овладела голосом – он стал ровным, как безупречно выкованный клинок, и каждое слово негромко, но чеканно падало тяжёлым топором. – Не смей порочить Рамут! Она – юная невинная девочка. Я никогда не трону её и не позволю тронуть никому – даже в мыслях. И если я услышу от тебя, дрянь, хоть одно оскорбительное слово, хоть один грязный намёк о ней – клянусь, я вырву твоё ядовитое жало изо рта и зажарю его. – И, приблизив клыкастый оскал к уху Темани, Северга добавила: – Она не главная. Она – единственная.
Хорошо, что сердце Северги осталось далеко, под подушкой у дочки. Там ему, невредимому, было тепло и уютно, а язвительным зубкам Темани достались лишь холодные обрывки души. Ничего, как-нибудь впитают яд и переварят его, им не впервой. Навья слишком близко подпустила Темань к себе, вот и получила укус. Боль мертвила, кромсала грудь, а рука сжимала мягкие, как шёлк, волосы подруги. Глаза Северги сверкали обжигающим калением белого льда, губа приподнялась, открывая клыки, способные выдрать горло врага одним смертоносным рывком, а отчётливо проступивший шрам хлёстко очерчивал эту ярость неистовым росчерком.
– Пусти! Больно! – пищала, вырываясь, Темань.
Северга отпустила её с толчком, и та чуть не налетела на кресло. В ней тоже проснулась волчья злость, и она рыкнула: