Внезапно вспыхнувшая страсть Петера Шефнера мне была абсолютно не нужна и даже раздражала. На пару свиданий я с ним сходила, правда, надеясь, что после этого он отвалится от меня сам. Не отвалился. К середине второго курса я успела к нему привыкнуть и перестала всерьез воспринимать его заигрывания, тем более ничего грубого по отношению ко мне он себе не позволял, не считая одного-единственного украденного поцелуя на втором свидании. И поэтому, когда он в первый раз предложил мне свое сердце и руку, я была несколько к этому не готова. Но ответила твердым и принципиальным отказом.
Увидел ли он в этом вызов или воспринял как игру, но звать меня замуж после этого он стал регулярно. Я отшучивалась, обижалась, а однажды даже поставила ему невыполнимое условие, надеясь, что его это охладит. Дескать, сделай мне такой артефакт, какой я сама себе сделать не смогу. А ведь к тому времени у меня были весьма неплохие успехи в учебе, да и кое-какими семейными секретами я владела, так что превзойти мои поделки даже студентам старших курсов было непросто.
Петер пропал из моей жизни на три месяца. Я видела его лишь на учебе и в мастерских, когда наше расписание пересекалось. А потом он объявился под дверями моего дома – похудевший, осунувшийся, но чертовски довольный. В руках его была коробочка с серебряным браслетом – антикварным, дорогим. Вот только чары на нем были новые и очень странные.
Что удивительно – понять, что за плетения наложены на браслет, я не смогла. Что-то из ментальной магии. Но менталистика хорошо срабатывала с людьми, но никак не с бездушными предметами!
Дед, увидев браслет, затребовал Петера себе, так ничего мне и не объяснив. Взглянул на юношу, нахмурив кустистые брови.
– Твои чары?
– Мои, – гордо кивнул Петер.
– А плетение кто придумал?
– Я сам, – несколько смущенно сказал юноша.
– Вот это уже неправда, – дед осуждающе покачал головой. – И это плетение, и этот браслет я уже видел. Сам когда-то помогал твоему отцу накладывать чары.
– Но заклинания же новые, – возразила я.
– Нет, лишь чуть измененные и заново напитанные силой. Тоже тонкая работа и непростая, но все же подделка.
Петер отвел глаза, покраснев.
– Раскусили тебя? – миролюбиво спросила я уже на кухне, налив Петеру чая с молоком. – Но знаешь, ты все равно молодец. Сложно, наверное, было понять дедушкины схемы плетений?
– Я столько сил потратил, пока разобрался, что там отец с мастером Вернером навертели, – вздохнул Петер. – Значит, это не считается?
– Не считается, – ответила я, сдерживая улыбку.
Все же мой сокурсник мне нравился, пусть даже замуж за него я не хотела. И моему деду, как ни странно, тоже пришелся по душе, хотя он и назвал его «таким же балбесом, как и его отец».