В Чикаго состоялся скандальный судебный процесс, где на скамье подсудимых сидели рядом «доктор» Фейман и его ученик Уильям Шепгерт. Первый изо всех сил старался избежать наказания в несколько лет каторжных работ, а второй — повешения. Но им это не удалось, хотя к делу были подключены самые ловкие адвокаты. Многочисленные пересмотры дела в судебных инстанциях ни к чему не привели. Каждый получил по заслугам.
Учитель начальной школы деревни Лункино Рыбинского уезда Александр Богданов в начале декабря 1926 года объявил односельчанам о решении устроить своим питомцам бесплатные горячие завтраки. Для сбора средств на это он задумал поставить несколько спектаклей. К постановке была привлечена местная сознательная молодежь и немногочисленная интеллигенция. Александр увлеченно руководил репетициями и сам участвовал в пьесе, хотя еще несколько дней назад пребывал в состоянии черной меланхолии.
Через три недели состоялась премьера. Во втором действии пьесы один из главных героев, Иван Березовский, должен был, как того требовала роль, выстрелить в Богданова. Планировалось пальнуть за сценой из охотничьего ружья холостым патроном. Ружье зарядили и поставили за кулисами. Но режиссер перед самым началом второго акта скорректировал запланированные действия и объяснил, что для пущего эффекта Иван должен в него выстрелить из револьвера. Он передал ему свой наган и сказал, что так будет гораздо правдоподобнее.
Принимая оружие, Березовский еще спросил:
— Саша, а патроны-то холостые?
— Знамо дело — холостые! — заверил его режиссер.
Иван положил револьвер в карман зипуна и вышел на сцену. В положенный момент, после слов выскочившего из-за кулис Богданова. «Ты от меня не уйдешь, пролетарская сволочь!» он выхватил наган и выстрелил в своего классового врага.
По пьесе положительный герой, которого играл Березовский, должен был промахнуться, а «контрик» Богданов остаться стоять напротив него. Но он рухнул как подкошенный. Среди самодеятельных артистов произошло замешательство. Поскольку Александр продолжал лежать без признаков жизни, занавес задернули. Все бросились к бездыханному телу. Из левой стороны его груди сочилась кровь. Богданов был мертв. О продолжении спектакля не могло быть и речи. Потрясенные зрители расходились по своим избам, обсуждая происшествие. В волость снарядили вестового.
На следующий день из Рыбинска приехал судебный следователь. Вместе с доктором он осмотрел труп потерпевшего и в правом внутреннем кармане пиджака нашел записку, написанную рукой Богданова: «В моей смерти прошу никого не винить. Жизнь мне давно не мила, а покончить с собой не хватает духу. Если мне повезет и Иван попадет удачно, то мучениям моим придет конец. Любовь, как говорят в ячейке, буржуазный предрассудок, но я полюбил. А Настя Ямщикова любит Ивана, и никаких надежд на взаимность у меня нет. Вот пусть он, счастливец, и поставит точку. Если Иван сегодня промахнется, то впереди еще четыре спектакля. Один из них и станет последним в моей жизни. Пусть это будет первый из пяти, и я сегодня умру на глазах у Насти. Такова моя воля! Саша Бог».