— Леонтий, возьми нас с собой! Снова попробую вылечить философа.
— А как же служба?
— Это уладим… Получим за месяц жалованье и удерём. А ты выпроси у патриарха нам разрешение на свободное передвижение по землям империи. Чтоб не могли меня и Дубыню, как язычников, судить и продать в рабство…
— Попробую… Действуйте, как говорите… Вы будете нужны и в дальнейших наших делах, — Леонтий сделал ударение на последних словах. — А пока философа надо лечить. Поэтому я послан сюда Мефодием за придворным врачом. Сегодня буду просить приёма у Фотия… И от братьев передам ему одну вещицу…
— Воля твоя, — тихо промолвил Клуд, огорчаясь тем, что Леонтий не поверил в него как исцелителя всерьёз и до конца.
— Вот ты, Леонтий, говорил о вертепе, в котором мы служим, — встрял в разговор Дубыня. — А почему же сам оказался здесь, в этом пристанище дьявола? — И чернобородый с улыбкой обвёл взглядом внутренность таверны. — Не ты ли давеча скакал по лесной дороге?…
— Тише! Тише! — замахал руками на Дубыню Леонтий.
Тут к акувиту, где разговаривали монах и язычники-русы, на деревяшке приковылял хозяин и, поклонившись, с почтением обратился к Леонтию, но так, чтобы не слышали его возлежащие за другими столами. Доброслав про себя отметил: хозяин таверны и Леонтий знают друг друга давно.
— Святой отец! Коня твоего уже давно накормили, почистили и поставили в конюшню. А на другом ангелос[2] из Тефрики два часа назад как ускакал обратно.
— Спасибо, Орест, за заботу и за то, что передал вести от этого гонца… — поблагодарил хозяина таверны Леонтий. — Познакомься с моими друзьями.
— А мы уже знакомы! — весело сказал одноногий.
— Во-о-он-а ка-а-ак! — протянул монах и, быстро взглянув на язычников, на секунду-другую задумался.
В глазах у него проблеснул странный огонёк…
— Царица моя преблагая. Надежда моя Богородица, приятелище сирых и странных предстательница, скорбящих радосте, обидимых покровительница!
Патриарх возносил молитву к Пресвятой Богородице в церкви святой Ирины, стоя у аналоя один; рядом никого не было, даже служек. От зажжённых свечей свет падал на крупное, с чуть приплюснутым носом лицо Фотия, и когда его святейшество делал вдох и выдох, чтобы произнести слова молитвы, огненные светляки колыхались, и по щекам нервно пробегали тени.
Воинские разведчики донесли, что белые лодьи киевлян уже с неделю назад достигли своих берегов, а вот пешцы и верховые, оказавшиеся на землях дунайских болгар, остановились…
Вчера патриарх имел разговор с начальником городского гарнизона адмиралом Никитой Орифой, который предположил, что русы под водительством непредсказуемого в своих действиях Дира при поддержке болгарского царя могут опять напасть на Константинополь, пользуясь благоприятным стечением обстоятельств: император Михаил всё больше и больше увязал в кровавых схватках с агарянами и после одного удачно выигранного сражения в Каппадокии снова терпел поражение за поражением…