Знакомая таинственная манера, и, должен признаться, я был несколько раздражен.
— Послушайте, Холмс, во имя всего святого, я ведь никак не дал вам понять, что такая мысль мелькнула у меня в голове.
Холмс улыбнулся, наслаждаясь игрой.
— Сознайтесь же, Уотсон, что это так.
— Ну, хорошо, но…
— И вы не правы, утверждая, что не выдали своих мыслей.
— Но я сидел спокойно, фактически неподвижно, и читал «Таймс».
— Ваши глаза и голова вовсе не были неподвижны. Читая, вы остановили взгляд на крайней колонке слева, в которой описывается новое злодеяние Джека Потрошителя. Немного спустя вы отвели взор от заметки и возмущенно нахмурились. Было очевидно, что вы думаете о том, как это такое чудовище безнаказанно бродит по улицам Лондона.
— Совершенно верно.
— Потом, дружище, ваш взгляд остановился на журнале «Стрэнд мэгэзин», который лежит возле вашего стула. Он раскрыт на рекламе фирмы Белделл, предлагающей вечерние туалеты для дам якобы по умеренным ценам. Один из туалетов демонстрирует манекенщица. Выражение вашего лица сразу изменилось. Оно стало задумчивым. Это выражение сохранялось до тех пор, пока вы не перевели взгляд на портрет ее величества, висящий над камином. Мгновение спустя черты вашего лица разгладились, и вы кивнули головой. Вы укрепились в мысли, которая пришла вам на ум. В этот момент я выразил согласие с предположением, что Потрошитель может оказаться женщиной.
— Но, Холмс…
— Полноте, Уотсон. После отставки ваша проницательность притупилась.
— Но ведь когда я взглянул на рекламу в «Стрэнде», мне могла прийти в голову любая мысль.
— Не согласен. Ваш ум полностью поглощен историей Потрошителя, и, конечно, реклама дамских вечерних платьев слишком далека от ваших обычных интересов, чтобы отвлечь ваши мысли. Следовательно, идея, которая у вас возникла, должна была быть связана с вашими мыслями о злодее. Вы подтвердили это, подняв глаза на портрет королевы на стене.
— Позвольте спросить, как это могло выдать мою мысль? — воскликнул я запальчиво.
— Разумеется, Уотсон, вы не заподозрили ни манекенщицу, ни нашу милостивую королеву. Следовательно, вы рассматривали их просто как женщин.
— Допустим, — сказал я, — но разве не разумнее предположить, что я думал о них как о возможных жертвах?
— В этом случае у вас на лице появилось бы сострадание, а не выражение гончей, внезапно напавшей на след.
Я был вынужден признать поражение.
— Холмс, вы опять губите себя своей откровенностью.
Холмс нахмурил густые брови.
— Не понимаю.
— Представьте себе, какое впечатление вы производили бы, если бы отказались пояснять ваши поразительные дедукции.