Мама не дождалась отца. В сорок шестом вышла замуж за главного энергетика Петра Левого. Мы уехали в Башкирию. В сорок седьмом году появился отец. Мама плакала! Он обещал, что устроится, приедет за нами.
Мы встретились с ним в солнечный апрельский день. Гуляли, я грызла кусок сахара, подаренный отцом. Он носил меня на руках.
– Светик мой, я приеду и увезу вас туда, где виноград и нет зимы.
– А что такое виноград? А как без зимы кататься на санках?
Отец смеялся и целовал меня. А потом подъехала машина. Я помню его лицо – похож на Марка Бернеса, белые волосы, черные брови. Отец рывком взлетел в кузов и глядел на меня, подняв руку, пока машина не скрылась.
Он не вернулся. Мама рассказала мне о нем через шестьдесят лет. Плакала:
– Я ждала его всю жизнь, а он обманул меня. Я любила его!
Я удивилась – мамина жизнь с Левым была для меня примером счастливых любящих родителей, наполненная добротой, уважением и взаимопониманием.
Я стала разыскивать отца, писала всюду. «Он сбежал, не вернувшись ИЗ КОМАНДИРОВКИ (!!!), это для меня равносильно полету в космос!» – писал мне из общества «Мемориал» бывший политзаключенный.
Только в 2000-х годах я восполнила белые пятна этой истории. Отец не вернулся в Печору, его искали, и он уехал в Одессу, оттуда во Францию, потом добрался до австралийского Перта. Женился на вдове владельца конезавода, у которой работал. Умер шестидесяти лет в декабре 1971 года. У отца был сын и две дочери его новой жены. Звали там его Александр Алекс.
Я была в Печоре и видела заброшенные лагеря. Полуразрушенные бараки, дыры окон, стены изрезаны надписями фамилий. Я наткнулась на одну, прочитала с трудом – ХАРЛАМОВ и неразборчивое длинное имя.
Галина Пичура. Манечка и Боря
Родители любили друг друга. Мы с братом всегда это знали. В детстве нам казалось, что наша мама – настоящая королева, потому что папа относился к ней с абсолютным обожанием. Если она вдруг прилегла днем на часик, чтобы отдохнуть, папа требовал полной тишины от нас, детей, и, не дай бог, если мы, забывшись, начинали галдеть. Когда мы протягивали руки к вазочке с фруктами, он нередко одергивал нас со словами: «Последняя груша – маме! Я завтра куплю еще, и всем хватит».
Из тысячи мелочей, порой непередаваемых словами, была соткана атмосфера нежности и любви к маме, которая от папы распространялась волнами по всем граням нашей жизни.
Мамина любовь к отцу проявлялась иначе, но была тоже явственной и неоспоримой. Как и положено королеве, мама держалась независимо, но всегда помнила, какие блюда предпочитает ее муж, о чем не стоит ему рассказывать, чтобы не огорчить, чем можно его порадовать, от чего оградить, но главное – что ему нужно в жизни, причем, как нам с братом казалось, маме это было известно гораздо лучше, чем самому отцу. Но он настолько доверял своей сероглазой, нежной и умной супруге и так сильно любил ее, что вполне комфортно чувствовал себя в роли ведомого, хотя, скорее всего, он вряд ли сам так определял свою роль. Все эти деления на ведущих и ведомых – удел психологов, если что-то у кого-то не ладится. А когда в отношениях есть главное: уважение, преданность и нежность – копание в ролях и прочих «винтиках», составляющих людское счастье, всегда казались мне мелким и нелепым занятием.