– Нет.
Воцарилось молчание. Кёсем не знала, что ответить на такую прямоту. Наверное, это хорошо, ей доверяют… но стоило ли так сильно доверять султанше?
Последний вопрос заставил ее рассердиться на саму себя. Что за чушь? Она ведь жаждала узнать правду! Так почему же расстраивается сейчас, когда друзья эту самую правду ей рассказывают?
– Хорошо, – вздохнула наконец Кёсем. – И что было дальше?
Показалось или Доган с Карталом в унисон тихонько перевели дыхание? По Башар-то не поймешь, она сумеет сохранить на лице безмятежность, даже если перед ней султанский диван станет голышом плясать!
Мысль о столь замечательном представлении заставила Кёсем сладко улыбнуться. Жаль, что ничего подобного они с Башар сроду не увидят!
Последнюю улыбку Доган и Картал явно не поняли, но предпочли не заострять на этом внимания.
– Дальше, – хмуро сказал Доган, – его отправили через Галлиполи на остров Скирос, что в Эгейском море. В это время года там нередки шторма, а он должен был идти на лодке, один. Отчалить следовало в точное время, иначе корабль со Скироса просто ушел бы без него. Шахзаде Яхья рискнул… и больше о нем никто ничего не слышал.
– На причале остался кинжал, – тихо добавил Картал. – Его мы вернули обратно в султанскую сокровищницу.
– Тот самый кинжал? – не удержавшись, ахнула Башар.
– Да, – кивнул Картал, – тот самый.
– Почему же он его оставил? – недоуменно нахмурилась Кёсем.
– Кто знает? – пожал плечами Доган. – Может, в последний момент его замучило раскаяние?
– Этого? – скептически фыркнула Башар. – Он брата родного убить пытался!
– И все же мы не ведаем, что творится на сердце у человека, – спокойно возразил Доган. – Лишь Аллах всеведущ и всемогущ, а стало быть, способен заставить раскаяться любого.
– Но было поздно, – одними губами прошелестела Башар.
Ей никто не ответил. Все были погружены в свои мысли.
Когда гости ушли, попрощавшись торопливо, немного скомканно и невесело, Кёсем долго сидела молча. Она представляла себе утлую лодку и Яхью, гребущего навстречу собственной гибели.
Сожалел ли он о содеянном? Проклинал ли себя – или возлагал всю вину на окружающих его, как делал это обычно?
Что случилось, почему он оставил кинжал? Неужели понял, что злые голоса в его голове – это еще не весь шахзаде Яхья, что ведь было, было в нем нечто доброе, что-то, способное любить и сострадать?
И Кёсем вознесла молитву Аллаху, умоляя его о милости к заблудшей душе. Она не любила Яхью, но сейчас молилась искренне.
С неба закапал дождь – чистый, смывающий грязь с тела Истанбула. Кёсем хотелось верить, что Аллах таким образом отвечает ей, но она не смела.